Эвис: Повелитель Ненастья - Василий Горъ

— Вчерашний бой! Только немного не так, как было на самом деле… — плеснув в меня благодарностью, начала негромко рассказывать она. — Когда под ногами вспыхнул Гнев Ати, лишивший меня слуха и зрения, вдруг обострились чувства: я ощущала всех наших вассалов и слуг так, как будто они были продолжениями моего тела. Пыталась отбиваться вслепую, корчилась от боли после каждого пропущенного удара и умирала, умирала, умирала! Но самое страшное не это: там, во сне, Алька не смогла переступить через свой страх, а Найта не вылечила даже себя. Поэтому хейзеррцы зарубили сначала Фиддина и Дитта, а потом нас!!!

— Посмотри — все девочки живы и здоровы! — добавив в голос немного воли, прошептал я, когда понял, что Тина снова переживает тот же самый кошмар, просто только наяву. — А твоя дочка справляется с любым, даже самым страшным страхом, за считанные мгновения! Вспомни, как уверенно она шла к силовому полю, чтобы почувствовать мощь разбивающихся об него волн! И как заставляла меня прыгать с волны на волну…

— Отведи меня на остров, пожалуйста! — внезапно попросила она. — Хотя бы на кольцо-полтора…

Для того чтобы почувствовать, насколько сильно ей туда надо, умения слышать не требовалось. Поэтому я осторожно высвободил руку из захвата, забрал с изголовья свою перевязь и сбрую с ножами, встал с кровати и подал Тине руку. Потом набросил ей на плечи свою рубашку и вышел из спальни.

Пока спускались в баню и открывали тайник, я прислушивался к дому. Убедился, что оба Койрена, выставленные Сангором на посты, несут службу не хуже, чем мои парни, то есть, не только бодрствуют, но и двигаются по своим маршрутам. Отметил самоотверженность близняшек, которые, вместо того чтобы спать по-очереди, возятся с Диттом. И порадовался тому, что все остальные обитатели особняка видят более-менее спокойные сны. А когда мы перешли на остров и оба Дара как отрезало, сосредоточился на Тине.

Советница дрожала, как перетянутая струна дайры, но не от страха, а от ожидания непонятно чего. Когда мы поднялись по лестнице и скорее услышали, чем увидели беснующийся океан, она подошла к силовому полю, постояла рядом с ним несколько мгновений и полыхнула разочарованием. Потом о чем-то заговорила с Амси в личном канале. А когда договорилась, и в ее эмоциях появилось мрачное удовлетворение, призывно помахала мне рукой и поплелась вправо, к тому месту, где обычно находился навес.

Остановилась, не дойдя до него четырех-пяти шагов. Подождала, пока я оставлю оружие у пляжного домика и подойду, вцепилась в ладонь и решительно тряхнула волосами:

— Мы готовы!

В прозрачной пелене, которая отделяла нас от бушующей стихии, тут же протаял продолговатый проход, и советница потянула меня вперед. Четыре десятка шагов по помосту, который искин при мне ни разу не поднимал, да еще и в окружении волн, то взлетающих во тьму над головой, то проваливающихся во тьму под ногами — и площадка с «языком» трамплина, а также защищающий ее круглый силовой пузырь начали подниматься вверх. Одновременно с этим вокруг нас стало «расти» и ограждение. Потом площадка поднялась на предельные двадцать шагов, советница попросила меня взяться за поручень, и Амси убрала силовое поле.

Рубашку с плеч Тины унесло первым же порывом ветра. Им же в нас плеснуло водяной взвесью, а меня хлестнуло по лицу волосами стоящей передо мной женщины. Но она всего этого даже не почувствовала — одновременно с исчезновением защитной пелены ухнула в состояние безмыслия. Точно в такое же, как в бою. И стряхнула с себя абсолютно все эмоции. А когда об основание трамплина разбилась следующая волна, и нас окатило целым водопадом брызг, вернулась в реальность в каком-то безумном состоянии души… чтобы потребовать опустить помост ниже!

Я слегка напрягся — без лент персональных антигравов и без жилетов это было рискованно. Но сразу же вспомнил, что мы не на скутере и не в открытом океане, а во владениях Амси, и возражать не стал. Правда, взялся за поручень обеими руками так, чтобы Тина оказалась между ними. И плеснул в женщину обещанием поддержать любое ее начинание.

К моему удивлению, для того чтобы насладиться буйством ночного океана советнице хватило всего половины кольца. Потом она попросила Амси снова включить силовой пузырь, вернуть нас на берег и поднять джакузи. А когда мы забрались в горячую воду, устроилась рядом со мной, раскинула руки в стороны и невидящим взглядом уставилась в облака, только-только начинающие светлеть:

— Знаешь, вчера, в Последнем Пристанище, я вслушивалась в эмоции всей той толпы, которая собралась на похороны наших вассалов и слуг, и в какой-то момент поняла, что не хочу иметь с этим миром ничего общего! Ведь из полутора сотен благородных нам по-настоящему сочувствовали только пятеро ар Койренов и Софа. Все остальные, включая ар Дирга, ар Сиерса и мою мать, сочувствие лишь изображали, а на самом деле думали о чем-то своем…

— У дяди Витта пухла голова из-за тех проблем, которые мы ему подкинули… — вздохнул я. — Не знаю, заметила ты или нет, но к нему постоянно подходили помощники, что-то докладывали, получали какие-то приказания и исчезали. И потом, за свою жизнь Лайвенский Пес потерял столько близких людей, что стал относиться к смерти почти равнодушно. Мастер Элмар тоже привык держать чувства в узде. Поэтому переживал, но отстраненно, самым краешком сознания. А твоя мать до смерти боялась, что в этот раз я ее не прощу, поэтому ни о чем, кроме этого, думать была не в состоянии.

— Хорошо, пусть нам сочувствовало даже десять человек. Десять из ста пятидесяти! — воскликнула она. Потом перевернулась на бок, чтобы видеть мое лицо, и продолжила: — А во время тризны я то и дело ловила себя на мысли, что схожу с ума от желания выставить из нашего дома всю эту пьющую и жрущую толпу ударами ножен, заколотить дверь и забыть обо всем, что останется снаружи…

— Не ты одна! — пожал плечами я. — Когда гости разъехались, и мы с Майрой пошли навещать Фиддина и Дитта, она сказала, что смерти наших вассалов выморозили ей душу. Поэтому в посольстве она рубила всех подряд, не чувствуя ничего, кроме желания убивать. А в Последнем Пристанище и во время прощальной тризны не изображала холод в эмоциях, а ощущала себя самой настоящей Вьюгой.

— В посольстве и я чувствовала себя приблизительно так же…