Нона из Девятого дома - Тэмсин Мьюир

Страсти водила «по науке», то есть постоянно сигналила и время от времени заезжала на тротуар, пока Камилла не велела ей:

– Тормози. Дальше пойдем пешком.

– Вас подстрелят.

– Нам не привыкать.

– Зомби, ты нас предашь, ты все испортишь, и мы взорвем эти сраные казармы, – сказала Страсти.

– Очень надеюсь, – ответила Камилла.

– Неужели все будет так просто? – тихо спросила Ангел.

– Да, – сказала Камилла.

Грузовик остановился. Страсти выскочила и открыла большую боковую дверь. Нона вдохнула приятный запах свежего воздуха и горящего пластика. На улице, на ступеньках, в домах толпились люди, подозрительно смотрели на них, но никто ничего не сказал и не сделал. Страсти сделала свирепое солдатское лицо и с ненавистью посмотрела на Камиллу и Нону своими красивыми глазами.

– Шансы? – коротко спросила она у Камиллы.

– Пятьдесят на пятьдесят.

– Что произойдет в плохом случае?

– Я умру.

Камилла отстегнула Нону, и Нона вместе с Камиллой выбрались под голубое небо. Своими новыми белыми глазами Нона видела мир словно бы в тумане. Камилла помогла ей встать, а потом подошла к багажнику и подождала, пока Страсти откроет его. Нона с удивлением увидела, что багажник заставлен коробками из дома, из шкафа с фальшивой доской. Камилла достала из коробки ремень, который затянула вокруг талии. Сбоку прикрепила к нему крючок. К этому крючку она благоговейно привесила длинные простые черные ножны, затем короткие простые черные ножны, взвесила их в руках и вздохнула – правда вздохнула! – как будто собиралась лечь в горячую ванну.

Наконец Камилла залезла в карман, достала солнцезащитные очки и надела их на нос.

– Эта ваша одержимость мечами, – поморщилась Страсти.

– Мы и есть наши мечи, – ответила Камилла. Повертела в руках перевязь из черных пластиковых ремней и туго застегнула ее на груди, а потом открыла еще одну коробку и достала два длинных простых ножа типа таких, какими разделывали рыбу на рынке. «Весь тайник с ножами», – подумала Нона, оцепенев от предвкушения.

– Да, вы устарели, как и они, – сказала Страсти, – это слабость. Потасканная форма полного безумия.

– Ты сама пользуешься мачете.

– Хотела залезть в ваши головы, – пояснила Страсти.

Камилла посмотрела на нее, прищурив ясные серые глаза из-за песка и солнца.

– И как, получилось?

– Иногда даже буквально.

Обе замолчали. Нона покрутила большими пальцами. Страсти сложила руки на груди и, казалось, еле сдерживала какие-то слова. Наконец выпалила:

– Умри быстро, умри с честью, забери их с собой.

Губы Кэм дрогнули в чем-то немного похожем на ее прежнюю улыбку.

– Этот от тебя?

– Нет. От кое-кого повыше, – коротко ответила Страсти, – не пойми меня неправильно, рабыня волшебников. Ты умрешь быстро и останешься мертвой навсегда, не надо снова вставать. Но если ты убьешь кого-то, кто так убил бы меня, я же должна тебе отплатить, правда? Я спущу курок рядом с тобой, но это ничего не значит. Это не меняет того, кто ты есть.

Камилла протянула руку. Страсти покачала головой.

– Я к тебе прикоснусь, только когда настанет конец света.

– Возможно, это твой последний шанс.

Страсти коротко хохотнула.

– В свои последние мгновения, Гект, я не стану сожалеть о том, что не пожала тебе руку.

– Нонагесимус, пошли, – велела Камилла.

Нона почти ничего не видела, Кэм говорила не тянуться к ней и не пытаться взять за руку. Нона сдержалась и стала думать о Табаско, такой серьезной, величественной и уверенной в себе, которая ходила так, будто никогда ни в ком не нуждалась. Когда они добрались до разбитой, разбомбленной, заваленной осколками дороги к казармам, Камилла буркнула:

– Иди дальше.

Ворота казармы распахнулись перед ними. Им не пришлось кричать. Нона почувствовала торопливое движение в сторону, и они оказались в просторном дворе, где все еще стояла машина Короны – задние дверцы широко открыты, окна испещрены пулевыми отверстиями от разочарованных снайперов. Нона никогда раньше не видела казармы, уж точно не вблизи. Это оказалось огромное бетонное здание, высокое и квадратное, с длинными прорезями на уровне второго этажа, откуда можно было стрелять, и огромными свинцовыми решетками на окнах. Оно не походило ни на одно другое здание в городе. Оно было огромным, мрачным и великолепным – но грязным, истерзанным и помятым, как дама в обгоревшем бальном платье. Зубцы стен пострадали так, что первоначальные их очертания почти не различались. Когда-то между окнами висели яркие флаги всех цветов, но большую их часть сорвали, и на их месте трепетали тусклые цветные нитки.

Никто не выстрелил в Нону, пока она пересекала двор, и никто не выстрелил в Камиллу. Короткая лестница вела к огромным двойным дверям. Нона поднялась по лестнице, и двери со скрипом открылись в прохладную просторную черноту – черно-белый шахматный пол, облупившиеся белые стены, застарелые бурые пятна, которые кто-то пытался очистить, но не очень успешно, и жуткий запах.

Ей хотелось сморщить нос, но Харрохак Нонагесимус, кажется, была не из тех, кто морщит нос.

– Держись сзади, – велела Камилла.

Нона отстала от нее и двинулась в прохладную зловонную темноту, почти ничего не различая.

Шли они недолго. Первая же дверь слева оказалась открыта, и на пол падал яркий белый квадрат электрического света. С обеих сторон от двери высились кучи мусора, досок, обломков мебели. Камилла замешкалась на пороге, и Нона первой вышла на свет.

Они оказались в большом зале, пол которого покрывала та же черно-белая плитка. Стены и потолок украшали величественные белые фризы, а на полу валялись мусор и обломки, как будто огромная волна прокатилась по центру зала, разбрасывая грязь по обе стороны от себя. Окон не было. На стенах виднелись более светлые квадраты, где раньше наверняка висели плакаты и картины, но сейчас их не было видно. Сильно пахло той штукой, которой моют школьные туалеты. В конце зала обнаружилось возвышение – то самое, из трансляции. На простом стуле сидел принц, слева за принцем – Пирра. А на стуле справа сидела Корона.

Она была так хороша, что Нона мгновение не замечала больше ничего. Густые золотые волосы рассыпались по плечам шелковистыми волнами, а красивая бледно-желтая туника обнажала золотистые плечи и шею. В разрезе до бедра виднелись мягкие черные кожаные штаны, на изящных крупных ногах красовались сандалии, а на ремне висела ее обычная рапира. Это было настолько великолепно, что Нона искренне обрадовалась тому, что одета в чистое, а не в футболку из рыбной лавки. Потом она наконец отвлеклась от Короны и разглядела ряды статуй. Но это оказались вовсе не статуи. Десятки людей в форме стояли в две шеренги, прижимаясь как можно ближе к стенам. Они не дышали. Глаза у них были широко раскрыты. Они