В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков

— А ты не собираешься в форму прийти, чтоб сильнее стать? — удивлённо наморщила она моську. — Чтоб лучше тебя только одарённые?

— Не дошёл ещё до этого, матушка, но да, мысли и планы есть, — признал я её прозорливость. — Настасья обещала с тренировками помочь.

— Обещала — поможет! — уверенно констатировала патриарх. — Горлица из тех, кто держит слово. Толковый командир.

— И всё же, матушка. ОТКУДА? — сдался я и задал-таки этот вопрос.

Она улыбнулась, посмотрела с материнским взглядом, затем встала, прошлась к письменному столу и вытащила из ящика три папочки. Красную, синюю и белую. Принесла, положила передо мной.

— Руки вон в рукомойнике можешь сполоснуть.

Я встал и сходил к раковине, где тщательно вымыл руки, заляпанные оладейным жиром и немного мёдом. Вернулся, открыл красную папочку.

— Как-то… Не так, чтобы очень читаемо, матушка. — Текст был рукописный. А бумага жёлтая, истёртая. Но толстая. А буквы выгоревшие.

— Так тогда печатной машинки ещё не было, — улыбнулась она. — Спасибо что хоть такой почерк — бывает вообще прочесть невозможно. Только историки-криптографы и читают.

—???

— Бумага эта от сентября года тысяча семьсот восемьдесят девятого, от следственной группы патриархата, ведущей дело в селе Малиновка Ефремовского уезда Тульского воеводства. Если коротко — могу пересказать, ибо вижу, что не осилишь ты, отрок, чтиво сие. Некая дева Агриппина Ковальская, из потомков польских беженцев, личная дворянка — то есть дева государынева, не трепло деревенское, после падения с лошади и удара о мостовую, это цитата из заключения комиссии, не смотри так, да, цитирую — я эти дела наизусть выучила. Так вот после удара о мостовую потеряла память, забыв, кто она. Но при этом она помнила события, которых не было. Утверждала, что страной должна править не матушка государыня Софья Вторая Годунова, а тоже Вторая, но Екатерина, да ещё Романова. А первый помощник её — светлейший князь Григорий Потёмкин Таврический, не царь, но куда грознее любого царя. Интересно?

— А то! — У меня одновременно и спина похолодела, и в душе поднялся дикий восторг. Вот оно! Я о таком и мечтать не смел! И уже плевать что будет со мной завтра — я не одинок! Другие попаданцы тоже бывают, это не баг системы! И это стоило всех треволнений.

— Она много чего рассказала, все подписи поставила, что с её слов записано верно, — продолжала хозяйка этой горницы.

— После чего была казнена, как пособница антихриста и демон во плоти? — усмехнулся я, подливая масла в разговор иронией.

— Фу, Александр! — искренне возмутилась патриарх и даже скривилась, как будто от отвращения. — Что у тебя за мысли пошлые! Мы что тебе, святая инквизиция католическая? Ты ещё спроси, применяли ли мы к ней «испанские сапоги»!

— Применяли? Спрашиваю, — расплылся я в пакостной улыбке.

Она поняла, что я на взводе, и пытаюсь прикалываться в качестве жеста защиты, и отнеслась как мудрая воспитательница к неразумному. Впрочем, она с первой секунды знакомства так себя вела.

— Нет. Даже дыба не понадобилась. Дева Агриппина сама к нам пришла. К духовной матушке в Малиновскую церковь. За помощью — чтоб с ума не сойти. И после работы следственной комиссии, ушла в монастырь, под Соль-Вычегду, где и прожила до тысяча восемьсот третьего года. Эта папка выжимка, там по ней целый талмуд — с нею всё это время плотно работали наши дознаватели.

— Наши — это церковные?

— Дела церкви — только дела церкви, — с улыбкой ответила патриарх.

— Понятно. Потому и в монастырь запихнули. Чтобы Софья Вторая не захапала актив.

— Фу, какой у тебя сленг, Саша! А ещё сын царицы… — назидательно покачала она головой и тяжело вздохнула. — Стыдно. И нет, это было её решение. Собственное. Она считала, что сошла с ума и хотела помощи. Мы её оказали, деву успокоили. Но всю оставшуюся жизнь за нею записывали истории, которые она вспоминала. Как ты и говоришь, ничего про себя, всё про других, и кратко, отрывками. Но интересно и познавательно, если уметь читать и уметь понимать.

— А с этим были проблемы?

— А как думаешь? Блаженная дева, на Руси такое густо и часто. Не она первая, не она последняя. И знал бы ты, чего стоило её историю в архиве раскопать! Сколько людей и сколько лет такое искали, пока по крупицам эти папки не выискали. Словно старатели песок золотой– тонны породы перерыть, чтобы выбрать одну песчинку.

— Понятно, — закивал я. — Талмуды те вы тоже перебрали от корки до корки?

— А то как же. Но там на самом деле не так много интересного. События, которых не было и не будет. Главная цель, ради которой господь посылает нам испытания — научить. Сделать сильнее. И вот научить там ничему никто не мог. Как поняли те, кто записывал её сказки, была она мелкой потомственной дворянкой в Рязанской «губернии». Это как воеводство, только на немецкий лад.

— Знаю я, что такое губерния… — тяжело вздохнул я.

— Вот чему может научить рязанская дворянка, себя не помнящая? Как капусту по осени квасить? Варенье из вишни собственного сада варить? С крестьян оброк собирать? У них было крепостное право, представляешь! Она крестьян рабами называла! Русских православных людей — и рабами! Так что господь над ней милостив был, после такого-то, да в монастырь — за прошлую жизнь грехи отмаливать. Видно, отмолила. Ибо усердие её было отмечено.

— М-да, — потянул я, доставая синюю папку. Жаль, тоже рукописный текст, правда почерк другой.

— А это дева Варвара Красавина, год тысяча восемьсот шестьдесят четвёртый. Во время штурма Бухары была ранена, головой ушиблась, чудом выжила.

— И рассказывала, что править должен Александр Второй Освободитель? — усмехнулся я. — И тоже Романов?

— Ну, насчёт «Освободителя» в деле нет, но имя сие есть. Но нет, Варенька больше про Севастополь рассказывала. Про госпитали. Про перевязки, как раны известью промывали, чтоб не гноились. Как наши с немцами французскими и англицкими, да турками схлестнулись. Про сотни и тысячи мужчин-солдатиков, с ружьями и пушками, убивающих друг друга. Мужчин, Сашенька! Как город стоял, несмотря ни на что, под ядрами. Мы думаем, Варя на той войне сестрой медицинской была, и много чего перевидала. Но себя она не помнила, как и дева Агриппина. Так ничего