Однажды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

они шли по длинному каменному коридору с зарешеченными камерами по обе стороны. Цабран вглядывался во мрак: в глубине виднелись лавки, выдолбленные из камня, цепи и кое-где – груды тряпья. Но каморки были пусты. Наконец Ахвал остановился возле одной, загремел ключами. Сдвинув вбок ржавые прутья, сказал:

– Прикажи ему зайти в камеру. Слуга должен остаться с нами.

– Балам, войди. По пусть сядет мне на запястье. – Мальчик вытянул левую руку.

Ифрит медленно зашёл внутрь своей тюрьмы. Ахвал нажал кнопку в стене, и решётка задвинулась обратно, запирая Балама внутри.

«Дай мне сказать!» – болью отозвался в голове Цабрана отчаянный, безмолвный крик.

– Говори, Балам, – вслух согласился мальчик.

– Знаешь ты теперь, что даю я правильные ответы насчёт событий будущего, – быстро и яростно проговорил Балам. – Так вот, услышь меня: не ведаешь ты, с кем связался. Через не…

Ахвал вдавил палец в стену, и между Баламом и решёткой упала стена воды. Ифрит бросился вперёд, на мгновение вода превратилась в пар, ржавых прутьев коснулся огонь, но бурный поток вновь обрушился на Балама. Вскрикнув от боли, шипя чёрным дымом, ифрит отполз назад.

– Подземелье Чатыр-Дага много сотен лет тюрьмой было, – объяснил старик, – для всех тут есть камеры, и для ифритов тоже.

– Что он хотел сказать? Почему ты не дал ему договорить? – Мальчик еле сдерживался. Он готов был наброситься на старика с кулаками.

– Балам, Баламут, – расшатывая имя языком, как молочный зуб, еле слышно пропел Ахвал, – хаос всегда с него начинается. Если дозревает до изменения мир и порядок должен быть нарушен, то нарушит его Балам. Важно ли то, что хотел сказать он? Важнее твоих родителей спасти. – Старик дотронулся до скрученной брошюры, что была заткнута за пояс.

– Но ты сказал, что это подделка. – Цабран сник, злость мгновенно улетучилась. Старик был прав: родители важнее всего. Он на миг забыл про них, а Ахвал помнил. – И Урса потому упал, что заклинания с ошибками.

– С ошибками, да не все, – ответил старик. – Сложные самые нельзя из этой книги прочесть. А простые, слух кому вернуть али зрение, воду в лёд превратить али камень в человека, – с этим она справится. Пойдём. Надо заключить По в камеру на другом конце коридора да к твоим папе и маме спешить.

6

Марта подтянулась и перекинула ноги через подоконник, немного запутавшись в занавесках.

– Хватайся! – дала Пролетовой руку.

Домик Зейнеп устоял. Его спасло то, что он был широкий, коренастый, одноэтажный. Уцелел и колодец возле ограды. А вот сама ограда покосилась, и обрушился тент, похоронив под собой виноградные лозы.

Увидев в кухонном уголке чайник на плите и блюдо, накрытое кружевной салфеткой, Марта поняла, что дико голодна.

– Вообще не помню, когда в последний раз ела. В прошлой жизни, наверно, – промурлыкала она, ковыряясь с плитой. – Чай будешь?

– Ага. – Майка уселась на пол возле печки. – Как тут всё-таки уютно! Чувствую себя почти дома.

– Долго нам ждать, как думаешь? – Марте удалось зажечь конфорку, и теперь она заглядывала под салфетку. – О, пирожки какие-то.

– Надеюсь, они без магических травок, – хмыкнула Рыжая.

Марта уже откусила сколько могла и с трудом пережёвывала.

– С яблоками! – неразборчиво промямлила она.

Чайник засвистел и одновременно с этим в дверях появились Вера с Зейнеп.

– Мама! – Майка бросилась им навстречу.

Вера стиснула дочь, прикоснулась губами к виску. Её пятнистый коровий хвост с мягкими ворсинками нежно обнял Рыжую за талию. Марта подумала, что он даже красивее лисьего.

– Жива, жива, – шептала Вера. Она отстранила Майю, посмотрела в глаза. Пролетова по-детски улыбалась. – Но тебя не было на свете, я чувствовала, я была уверена, что ты… Как это возможно? – Поверх Майкиной головы она посмотрела на Зейнеп.

– Долгая история то, – сказала старуха. – С этого началась, этим и закончится. Почуяли мы, что в дом проник кто-то, и воспользовались порталом ближним, древесным, – объяснила она девочкам. – А до того в лагере были. Потеряли там вас: разрушений много, столовая сгорела.

Вера с Майей опустились на подушки. Пролетова положила голову маме на колени, совсем как в той легенде про живые скалы, которую когда-то, очень давно, рассказывал старик на площади.

– Позвонить надо в «Агарес», – сказала Вера. – Нехорошо, что люди тревожатся.

– На площади телефон ближайший. В доме моём нет его. Как вы попали сюда? – спросила Зейнеп.

И девочки рассказали.

Вера слушала удивлённо, Зейнеп – хмуро. Марта старалась не перебивать Майю, но выходило плохо. В итоге они тараторили наперебой.

– Я одного не поняла, – сказала под конец Марта, – того, что Ахвал сказал про наши имена. И что потом произошло, как мы руки соединили, линии вдруг загорелись, и эта мощь… которая пошла из земли. Что это было?

Рыжая пожала плечами:

– Я только нутром, что ли, это ощутила, а словами объяснить не могу.

– Я думаю, цабраном четвёртый месяц по ту сторону величают, – вдруг сказала старуха. – Марта, Цабран, Майя. Март, апрель, май. Древняя магия имён. Ваши руки скрещённые весенний знак Близнецов[61] пробудили. Тройственный, потому как трое вас, как и месяцев. Ваша дружба всегда будет вам щитом.

Девочки переглянулись.

Вера задумчиво гладила дочь по рыжим волосам:

– Наш род Таллемай издревле был в ответе за Балама. Мы силой не давали ему принять облик человека, животного или пламени. Я всегда чувствовала между нами волосок. Я была на одном конце этого волоска, Балам – на другом. Вдруг кто-то порвал этот волосок. И всё пропало: и связь, и внутреннее знание, где он находится, и понимание того, что он хочет и как может поступить. Исчезло, словно ты смотрел телевизор и внезапно выключили электричество во всём доме. Ты поняла, что случилось, Зейнеп?

Старуха не ответила ей. Марта вжалась в подушки.

– Иссохлись вы, нужно вам любви друг от друга набраться, – вместо этого сказала она. – А нам с Мартой поговорить надо. Во дворе, возле старой яблони.

7

– Послушай, Зейнеп, я знаю, что ты скажешь, но клянусь тебе, я просто приехала сюда в спортивный лагерь. – Марта начала сразу же, как только они вышли на улицу. Солнце село, пока они рассказывали о своих приключениях, и на дворе стояла непроглядная тьма.

Зейнеп не ответила ей, в темноте Марта потеряла старуху. Почти на ощупь она пошла к выбеленному стволу яблони.

– Потому что первенство России в сентябре, – неуверенно продолжила она, – вот Яртышников и решил нас в «Агарес», на море… Я никогда не знала своих родителей, не знала, что у меня есть брат. Да я вообще ничего не знала!

Она почувствовала, как что-то склизкое и холодное обвило её лодыжку, вскрикнула