Ступени над Бездной. Том 1 - Баобэй Мэйжэнь

– Владыка Преисподней? – прошептал мальчик ошеломленно. С ним разговаривал рисунок!

Затем рисунок шелохнулся. Костлявая рука Ян-сыцзюня раскрыла книгу, которую тот держал. Уголок его губ слегка дрогнул.

– А-Ли, не спеши встретиться со мной. В моей Книге Судеб сказано, что ты невероятно талантлив и праведен, скромен и предан. Ты правда хочешь стать моим рабом и больше никогда не переродиться?

– Я не хочу больше жить с царственной мачехой, Владыка, – тихо произнес четвертый принц, сразу устыдившись своих необдуманных слов. – Заберите меня отсюда, и я буду самым праведным человеком на свете.

– Я не могу вмешиваться в судьбы людей, А-Ли, – вздохнул рисунок Ян-сыцзюня. – Но другие боги непременно придут тебе на помощь.

– А зачем вы тогда явились? – спросил четвертый принц.

– Я действую так, как написано в Книге Судеб, – улыбнулся Ян-сыцзюнь.

– Но разве это не одно и то же?

– Никто не знает, что написано в Книге Судеб, кроме меня. Зная, что там написано, я не могу поступить по-другому. Но любой другой поступает так, как ему хочется, не осознавая, что его поступок был предопределен, а повернуть вспять нельзя.

Четвертый принц не очень понимал, куда клонит Владыка Преисподней, но убедился, что его тяжелая жизнь была прописана судьбой и что, возможно, ему вообще никто не поможет в ближайшие лет десять. Ведь на Небесах пройдет только десять дней. Вдруг боги очень заняты или у них выходные?

А-Ли тяжело вздохнул и уткнулся носом в колени. Вскоре свеча погасла, и Владыка Преисподней больше не разговаривал с мальчиком. Рисунок вернулся в прежнее положение и застыл на странице.

Мальчик очень ждал, что однажды государь вспомнит о своем бедном сыне и придет его спасти, как это делала матушка. Но государь, похоже, был слишком погружен в дела государства, чтобы думать об одном из своих десяти сыновей.

Четвертый принц думал, что однажды мачеха ударит его так, что он просто умрет на месте, и даже ждал этого момента, пока однажды ночью его не разбудила бывшая служанка его покойной матушки. На тот момент ему было уже семь лет.

– Поднимайтесь, ваше высочество, – со слезами на глазах прошептала служанка и потащила мальчика прочь из теплой постели.

– Что такое?

– Идемте.

– Куда?

– Пожалуйста, идемте со мной.

Даже не одевшись, принц вышел за служанкой в темноту июльской ночи. Они вместе прошли безлюдными закоулками дворца, о которых принц даже не подозревал, миновали Холодный дворец на отшибе, страшный и одинокий, где были слышны стоны сумасшедшей наложницы, и наконец добрались до склада, где хранилось много бочек. Служанка выкатила одну здоровую бочку, затем взяла мальчика за плечи и сказала, с трудом сдерживая слезы:

– Ваше высочество, вам нужно бежать, иначе вас все равно убьют. Госпожа Янь ни за что не отдаст вам престол, она просто убьет вас, когда вы будете ей мешать. Бегите. Я посажу вас в бочку, наутро эти бочки погрузят в телегу и повезут на гору Байшань. Там мой брат примет груз и выпустит вас. Он отведет вас к вашей тете на гору Байшань, где о вас позаботятся. Возьмите новое имя, никому не говорите, что вы сын государя. Вы понимаете меня?

Четвертый принц смотрел на нее не мигая усталыми красными глазами и в итоге кивнул. Он протянул руку и стер слезу с ее щеки.

– Спасибо, что заботилась о моей матушке, – сказал он тихо и в последний раз взглянул на дворец, видневшийся где-то далеко за садами и павильонами.

Когда-то это было его домом, где он был счастлив, где жила его семья, где было тепло и уютно. Сейчас дворец стал его ледяной тюрьмой, где его ничто не держит. За три года отец ни разу не встал на его защиту, а когда мальчик не выдержал жестоких наказаний, вырвался из рук евнухов и прибежал жаловаться к отцу в кабинет, когда тот был занят, отец просто послал евнуха разобраться, даже не подняв головы от бумаг, и четвертый принц возненавидел его.

Он больше не вернется сюда. Бай Лянь и другие божества, которым он неустанно молился, наконец исполнили его просьбу!

Служанка тихонько всхлипнула.

С ее помощью четвертый принц залез в бочку, затем служанка надела на нее крышку и заколотила гвоздями. Наутро бочка уже тряслась по дороге в телеге, запряженной конем.

Четвертый принц сидел в темноте и тесноте бочки, с трудом дыша и боясь пошевелиться, не зная, куда его везут, где эта гора Байшань и что за люди там живут. Но вряд ли найдется человек хуже, чем его мачеха, братья и государь-отец, на которого он затаил злобу.

Вдруг телега затряслась, раздался страшный грохот, и четвертый принц будто перевернулся в воздухе несколько раз, бочка подпрыгнула, он больно ударился о ее стенку, покатился, вертясь в бочке как юла, и вдруг приземлился будто на подушку. Раздался всплеск воды, бочка мерно закачалась во все стороны, словно поплыла. Четвертый принц все еще боялся сделать вдох.

Неизвестно, сколько он провел в бочке, дрейфуя по воде. Он успел поплакать, и поспать, и еще раз поплакать, и придумать ужасные события, которые непременно ждут его впереди. Когда он начал засыпать во второй раз, что-то громко ударило бочку и раздался старческий голос:

– Так-так-так, что это я тут выловил? Никак вино заморское?

Четвертый принц перевернулся, ойкнул, ударился макушкой о крышку.

– Ой, – повторил дед. – Вино никак говорящее? Или я уж больно пьян.

– Дедушка, достаньте меня, пожалуйста, – пропищал четвертый принц и заколотил по стенке кулаками.

– Ох, что за дела! Дети в бочке путешествуют! Ну, держись!

Раздался грохот, и бочка в один миг развалилась на мелкие обломки. В лицо мальчика ударил прохладный воздух, полный кислорода. Он вдохнул его так глубоко, что даже подавился и закашлял. Стояла ночь, тонкий месяц блестел на черных водах реки. Мальчик оказался в лодке, а рядом сидел худощавый дед, босой, в изношенных одеждах, с длинной козлиной бородой, заплетенной в косичку. От него пахло вином, у кормы стояло несколько кувшинов. Но глаза деда были ясными, добрыми. Он застыл в изумлении, глядя на мальчика, и выдал:

– Малыш, ты как это в бочку-то забрался? Долго так плаваешь по реке? Бедный, как ты не задохнулся, а? Жив, здоров? Ну-ка, скажи что-нибудь!

Четвертый принц не знал что сказать. Огромная река, широкий простор холмов и полей, погруженных во мрак, раскрывался перед ним.

– Свобода, – выдохнул он.

Боги смиловались над ним!