В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков

class="p1">К себе заходить не стал. Как есть спустился вниз и двинул к Благовещенской башне. Время — около одиннадцати ночи, но изнутри меня колотило от нового приступа. И больше никаких минетов и баб — лекарство сейчас может быть только одно, которое у меня в руках. Я ничего не смог на данный момент доказать, но я не сдамся, не прогнусь! Да, разница менталитетов. Но если один раз покажу, что уступаю — мне конец. Задавят, съедят, и скажут: «Вас здесь не росло, царевич». Куда? Ты тупая? Наверх, конечно. У меня доступ свободный, маман, то есть царица разрешила. И что, что ночь? Служивая, это тебя не касается! Не твоего ума вопрос, что не ясного? Да, блин, буди Горлицу и спрашивай! А мне похрену, твои сложности, что тебя иметь будут! Или башкой думай. Это МОЙ кремль, родная! Мой собственный! Моей семьи, я её часть! Куда хочу, когда хочу — тогда и туда хожу! Ты никто, вассальная дружинница, охраняешь — вот и охраняй! А в не свои вопросы нос не суй. Понятно, да? Ну и всё.

В общем, с боями, но мне удалось примостить попец на парапет стены, примерно на середине между Благовещенской и Тайницкой башней — как раз чтобы не напротив окон дворца… Хотя при желании меня там в открытые окна могут услышать, по крайней мере те окна, что на восток выходят, и с этого края южной части. Привалился спиной к кирпичному зубцу-мерлону, обнял Женин подарок. Провёл по струнам — расстроенная, но я ж музыкант или когда? Поёжился — начало сентября, не шибко-то холодно, но за стеной река, воздух свежий. Русло Москвы-реки отличается от того, что помнил «я». Не знаю в связи с чем, может магия повлияла, но канал по переброске воды из Волги тут был построен ещё в начале XIX века — женщины-Годуновы на троне сделали многое, что мужчинам той истории и не снилось. Это сделало Москву реальным портом пяти морей гораздо раньше, превратив её в транспортный хаб, дав толчок к развитию. Мне даже кажется, тутошняя Москва даже более полноводная, чем в воспоминаниях вселенца. А потому ветерок на уровне зубцов южной стены дул, охлаждая моё разгорячённое нутро, благо, спину прикрывал большой мерлон, а мне только это и было нужно — охладиться, ибо… Достало!

«Не сорваться, Саша! Только не сорваться!» — твердил я себе. Ибо если сорвусь… Нет, не надо себе врать, не хочу я возвращаться туда, где уже был. Один глупый царевич подарил мне шанс на ещё одну жизнь, и я не собираюсь его упускать. Я буду карабкаться, буду биться, сражаться, но рваться вперёд, пусть даже придётся прыгать выше головы. Потому, что ТУДА мы всегда успеем. Для чего-то же ведь нам надо жить ЗДЕСЬ? Шансами не разбрасываются.

Они не понимают? Ольга, Женя, Маша? А маман вообще не считает сыном? Что ж, значит придётся чуть-чуть сложнее, чуть-чуть труднее… Да кому я вру, ОЧЕНЬ сильно сложнее и труднее! Но даже так ЗДЕСЬ лучше, чем ТАМ. Я выдержу. Справлюсь.

А пока я накручивал себя, или наоборот, успокаивал, пальцы сами крутили катки и настраивали инструмент. Который звучал богато, бархатисто. Лифляндцы в этом мире делать музыкальные инструменты умели — они потомки немцев, а те в музыке в принципе шарят. Ля… Ре… Верхняя ми… И нижняя ми… В унисон. Супер! Да, «я» не дано слышать ноты, но я всё-таки царевич! С отличным, если не идеальным от рождения слухом! А остальное приложится.

Всё, полёт. Мой, в дебри волшебства. Саша не умел играть на гитаре, гитара в его репетиционной — от его гёрлфрэнд, боярышни Наины Нарышкиной. Он больше в виолончель, скрипку, альт. Даже на Арфе мог, но не шибко — только учился. Мечтал всемирно известным скрипачом стать — так «сестрички» в больничке при посещении сказали. Вот только «я», оказывается, не был балластом, и в целом о музыке представление имел. Просто нот не знал, не разбирался в них. Что не мешало ему в той жизни брынчать несколько аккордов и знать на слух, «плюс/минус трамвайная остановка», очень много самых разных песен.

Но Александр во мне быстро взял власть в свои руки и начал прогонять песни «я» через свой опыт, раскладывать их по частям и тут же проигрывать, пользуясь чужими навыками работы с инструментом, но при этом он понимал суть, теорию! Где какая нота и почему должно быть так, и не боялся экспериментировать, что «я» было недоступно. Пальцы царевича не были заточены на автоматическую моторику работы с ладами, но он прошёл школу виолончели и контрабаса, и ничего сложного в ладах, да ещё помеченных точками, не видел, а потому заработал я пальцами неплохо, пусть и с неким звеном запаздывания. Выдать перлы уровня Кита Ричардса и Джимми Хендрикса не получится, не сегодня, но в целом, благодаря развитой базовой моторике, ваш покорный слуга инструмент быстро осваивал. Каких-то двадцать минут, и уже заиграла красками «Гроза» Вивальди. А эта вещь называется «Бамбалейя», фламенко. Прикольно, в мире «я» фламенко тоже знают! А это Бах. Иоганн Себастьян Наше Всё. Странно, но тут тоже есть Бах, Катастрофа не убила его предков, время позволило ему родиться, а талант и тут дал продраться наверх. Сравнить произведения ввиду отсутствия у «я» музыкального образования не могу, с Бахом он там точно не дружил, в отличие от каких-то «Нирваны» и «Лед Зеппелин», а вот с Моцартом и Вивальди сложнее. Не нашёл я по ним информацию! Не родились они здесь, не смогли. Или не смогли подняться и вылезти «наверх» — тоже вариант. Жаль, ибо «я» знает много песен, походу был тем ещё меломаном, но вот о Моцарте и Вивальди в основном только слышал. Как и о Вагнере, и Шуберте, и о Чайковском. Потом всё восстановлю и запишу, что он помнит по ним, спасу хоть крохи того знания, но не сейчас.

Зато тут точно нет и не было Дидюли! Которого я играл с особым delцинизмом/del удовольствием, распаляясь и распаляясь — аж плющило! Словно истребитель заходит на цель — такие ощущения. Пальцы уже не «думали» куда встать, находили лады самостоятельно, и я выдавал не просто звук, а терзал струны, играя во всю мощь резонатора — и концертная гитара не подвела, ревела в ночи, очень громкий богатый звук — на пол-кремля, наверное, слышно (я ж с высоты, со стены играю, а ветра почти нет). Круть, обожаю Дидюлю, ибо у него тоже испанские