В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков

в этой стране! — Она самодовольно ухмыльнулась — мысль ей нравилась. — Ты правильно меня назвал тогда после пробуждения, «сука редкостная», я даже не обижаюсь за это на тебя. На правду же не обижаются. Но до твоего тугого умишки, — постучала она по голове, — всё равно дошло, мой милый братик, что я права! Да, я дрянь, и тебя немножко обижаю, и даже иногда бью. Но при этом я, к демонам, права! — шёпотом проревела она, смотрелось бы это комично… Не будь так погано на душе. — Ты знаешь это! Мы все знаем, что ты знаешь! Так нахрена ты нас этим бесишь, шкет прыщавый? Чего тебе от нас надо? Прав захотелось? Выпендриться? Какой ты протестный и несогласный с устоями? Максимализм юношеский показать? Так ты не хипоза, ты принц, Саша! С кучей обязанностей! Так неси их, а не втирай за бережное к себе отношение! Не заслужил ты бережное отношение, понимаешь, падаль мелкая⁈

— Сама ты падаль, — буркнул я, но как-то без огонька. Ибо самое скверное что могло быть — это осознание, что она имеет право так считать. Это бесило и топило водой мой пожар обид и возражений. — В зеркало посмотри, на своё состояние, пьянь.

— Пьянь — да! Я ж бухая. — Снова самодовольство. — А вот чё сразу падаль, братик? Я, между прочим, если нужда настанет, пойду Родину защищать! — Зло так и пыхало вокруг неё, фонтаном, а теперь будто во все стороны полетели обломки взорванных невидимых скал. — Мама наша, когда царевной была, вон, повоевала. Раны есть, и даже награды. И я пойду. И не пикну — так надо! Потому что я, мать его, фигурами целую крепость расфигачу почище гаубицы! Понял? А ты? На что ты способен?

Я молчал. Ибо любой ответ будет бессмысленен, лишь ещё больше обострит. Во всяком случае, не тогда, когда она «в говнище».

— Этот мир, Саша, принадлежит женщинам, — продолжала она. — Они сильные. Они воюют. Они сеют и пашут. Они стоят у станка. Трудятся в шахте, в забое. И всё, что от вас требуется — помогать. Помогать, мать твою, шкет! — Она протянула руку, взяла из стоящей рядом коробки какую-то куклу и запустила в меня. Я отклонился, но цель была не попасть, а запустить. — ПОМОГАЙ нам, братец! Просто помогай! Возьми на себя часть задач, что по силам! Ты знаешь, что мы не ведьмы, мы тебя не просто любим — на руках носим! Ты в шелках ходишь со злата ешь, и я не про одежду и еду! Да, я бухая, но только поэтому я с тобой, дебилом мелким, разговариваю! Трезвой бы хрен пришла. Мы заботимся о тебе! На руках носим! Не потому, что как кабанчика на убой, ради этой шлюхи кубинской, а потому, что дорог ты нам! Небезразличен! Любим, потому что, хоть ты и дебила кусок! А в ответ что? А в ответ: «Женя дура!» и «Оля дура!» А теперь ещё и «Маша дура!», и это уже конец! Полный конец! Я в а#уе, братик! Ты даже с сестрой-близняшкой разосрался! Может это не в нас дело, а? Может в тебе что-то не так?

— Жень, ты не понимаешь, Я…

— Заткнись! Пасть закрой, кретин мелкий! — Она с усилием поднялась — её мягко говоря штормило. — Короче, слушай сюда. Я уже поняла, что извинений за свою ногу не дождусь. Ну и хрен с тобой — бог тебе судья! — Прошлась к двери, к тому самому чехлу. — Только если ты думаешь, что и я хотела извиниться — ни хрена! — Вернулась, неся его в руке. — Ты своё честно заслужил! Но мне плевать.

Поставила чехол со мной рядом.

— Да-да, мне плевать! Я не собиралась и не собираюсь перед тобой извиняться, что в больничке валялся, и что со шрамированной рожей на всю жизнь можешь остаться. Сам виноват.Я тоже, может быть, всю оставшуюся жизнь прихрамывать буду. Просто я хотела это сделать сама по себе. Ещё до.

Я молчал, не притрагиваясь к гитаре. Она, не дождавшись моей реакции, продолжила:

— Да, хотела. Сама. Знаешь почему? Потому, что ты хоть и дебил мелкий, а мой брат. Которого я люблю, несмотря ни на что. И ты любишь музыку. Только поэтому! И если б я не была в говнище — я бы этого не сделала, хрен бы тебе! Но я бухая, и потому отдаю это. Мой подарок. Просто так, любимому брату, что он после того покушения жив остался. И даже не пытайся думать, что я о чём-то сожалею!

— И в мыслях не было! — честно признался я.

— Просто… Просто каким бы дебилом ты ни был, ты всё равно мой брат. Мой младший братишка…

Она всхлипнула и развернулась к выходу. Но снова повернулась, сверкая глазищами:

— Даже не думай!

— И в мыслях не было! — повторился я и сложил руки на груди.

— Тогда посмотри. Оцени.

Всё же не стерпела. Какая б ни была злая, на реакцию посмотреть — дело святое. Я не стал её разочаровывать и раскрыл чехол… Красивая гитара! Классная! Синего цвета, большой массивный резонатор… На ум просилось только одно слово: «концертная». Профессиональная. Из совсем недешёвых. «Янтарь-816» — был выбит логотип сбоку, выжжен на корпусе. И ниже наклеена бирка: «Завод музыкальных инструментов баронов Штольцев, Лифляндия, г. Рига»

— Спасибо, Жень! — Кажется, мои глаза сияли жадным блеском. — Я… Я тоже тебя люблю, хоть ты и сука редкостная! И ты сама сказала, что не обижаешься.

— Хмм… — Она задумчиво фыркнула, развернулась и потопала далее. У самой двери лишь бросила:

— Спокойной ночи, Саш.

— Спокойной ночи, сестрёнка…

На душе потеплело. Нет, не стану бить её шокером! Шокер нужен — кровь из носа! Но… Только не против Жени, даже если снова будет пуляться фигурами. Сегодня я простил ей ВСЁ. Вообще всё.

…Что не отменяет того прискорбного факта, что она безбожно права. Они заботятся и защищают. И не видят той благодарности, что хотят. Не видят моих поступков, которые считают правильными. И объяснить им, как вижу я, не получается. Если даже до Машки не могу достучаться… То остальные меня в принципе не поймут.

…Что не исключает их любви и дальнейшей заботы несмотря ни на что. Ай да Женя, ай да сукина дочь!..

* * *