В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков

— Твоими молитвами! — Замахал я ему рукой. — Тебя-то хоть как?

— Из Мстиславских мы! Только очень сильно младших! Геннадий!

— Сочувствую, Геннадий! Но у каждого свой путь!

— Точно! Но мы его пройдём с честью! Ведь так?

— А то! Наш путь, наш крест, а впереди только победа!

— Истинно! — снова махнул бутылкой он. С кем парнишка интересно? С сёстрами или девушками?

— Саш, ты чего? — Когда я повернулся, на меня смотрели круглые, похожие на блюдца округлённые ошарашенные глазки сестрёнки. — Ты чего делаешь?

— Как чего? — делано недоумённо нахмурился я. — С народом общаюсь. С подданными. Мамиными, естественно — но так я ж её сын.

— А-а-а-а-а… — Царевна так и зависла, ничего сказать больше не смогла. Я снова вернулся к демосу:

— Народ, пара песен и всё, спать пора! Желаю всем девчонкам уснуть в объятьях красивых парней, а парням — в объятьях симпатичных девчонок!

Ответом стали свист и поддерживающие крики.

— Народ просит, Маш. Значит, даём концерт по заявкам… — А это я сестре… После чего продолжил играть.

Что играл? Сколько? Не помню. Снова прошёлся по «Грозе» Вивальди, выдавая её гораздо увереннее, чем поначалу. И по другим, очень разным командам — их названия и иногда даже имена гитаристов и вокалистов, подсказывала память «я». Что-то только играл, что-то ещё и пел, кайфуя от счастья. Русский смешивал с английским — как его «я» запомнил, у нас чуть по-другому говорят. Он, похоже, у себя был билингвой — половина его песен на англицком! И так играл, на одном дыхании, пока не почувствовал, что, наконец, отпустило. Полностью отпустило! Это был мой катарсис, очищение, и это стоило, чтобы его пройти. И даже физиономия Машки, сидящей на парапете рядом, больше не вызывала раздражения.

— Всё, народ! Концерт окончен! Я спать! — крикнул я вниз — там уже было около полусотни человек. Ну, может десятков семь. Мало? Наверное. Так ведь тут много ночью и не гуляет. А кто гуляет — надо ж быть аристо и понимать, что абы кто, простая охрана, брынчать со стен не будет. Послушает простолюдин, что играет кто-то, кивнёт и дальше пойдёт. А вот Мстиславские-Троекуровы глубже копнут и остановятся поглазеть — а что там в царской семье происходит? Чтоб поутру сплетни по всей Москве пустить. И кстати, почти поголовно внизу стояла молодёжь. Аристократическая молодёжь Москвы, с кем мне ещё предстоит знакомиться, и первые, самые важные контакты, уже налажены.

Мне в ответ дружно закричали. Я не всё разобрал, но точно было:

— Спокойной ночи, принц!

— Царевич, мы тебя любим!

— О-о-о-о-у-у-у-у-о-о-о-о!

— Саша, я хочу от тебя ребёнка!..

И другие поддерживающие ответы. Но, покричав, народ и правда начал расходиться.

— Налей ещё погреться? — попросил я Машу. И пока она наливала новую порцию чая из термоса, я глядел на светлеющее небо. Да, уже рассвело, часы показывали шесть утра. Хорошая ночь. И было бы здорово завершить её, решив все наши проблемы. А потому, отхлебнув горячего чая, прогоняя дрожь от всё более берущей нас в тиски прохлады, спросил:

— Маш, почему всё так сложно?

Она подумала, покачала головой, попыталась ответить, но получилось как-то неуверенно:

— Потому, что ты не понимаешь, что…

— Нет, это ты не понимаешь! — перебил я. — Я не зэк, и вокруг не тюрьма. Не «принцессёнок», сидящий в башне под охраной дракона, как в сказке. Вы держите меня в плену, пусть в золотой, но клетке, и даже не даёте показать, на что я способен! В этом дело, Маш. Только в этом. Дайте мне шанс! Дайте мне взлететь! Откройте клетку! Поверьте… Просто поверьте в меня! Пожалуйста!

Залпом допив чай, отдал ей крышку термоса и взял вновь гитару в руки.

— Саш… Просто…

Ей нечего было сказать, но я и не требовал ответа. Вместо этого пальцы сами побежали, наигрывая новую мелодию, совсем простую и не похожую на то, что было до этого, в нашем импровизированном ночном концерте. Примитивную… Но до одури щипающую за душу! И также сам собой наружу прорвался текст, не под мой тембр голоса, но как-нибудь осилю:

А я мысли свои, как окурки тушу.

Третьи сутки я в БУРе уже зависаю

И в барак возвращаться, никак не спешу.

Я по сучьему шёпоту здесь отдыхаю.

Пар клубит изо рта — не беда.

И ещё протянуть бы чуть-чуть.

Поломать может жизнь-это да,

Но не всех удаётся согнуть.

Да, Машуль. Да. Вы можете меня сломать. Неломаемых не бывает. Как сломали Сашу, что он не захотел возвращаться. Я сильнее него, в ВДВ служил, способен выдержать большее… Но и я не терминатор. А вот согнуть у вас меня не выйдет. И Женька это поняла, приперевшись с гитарой вместо извинений. Не может она прощения попросить, просто не может! Не по статусу это более старшей царевне, монстру магии. Но понимает, что не права, что не получится у вас… У неё… В общем, не выйдет по её. И гитара — способ переступить через конфликт, оных извинений не принося и не требуя. Вернуться в исходную точку, начать заново, как будто нашей драки и не было. И… Я её прощаю. Суку из сук. Чуть не убившую, но всё понявшую и в душе принявшую мою позицию. Да, она её не разделяет, и предупреждает, что не справлюсь, что жизнь сломает… Но она меня отпустила, и это главное. А ты, Машуль, пока нет.

И досадно, конечно встречать Новый год

Из закуски имея одну только пайку.

Холод крепко в объятия ночью берёт

И ныряет заточкой меж рёбер под майку.

Чифирнуть бы ништяк, да голяк.

Только иней на речке искрится.

И пока я ЗК — это так

До звонка будет длиться и длиться.

В эту ночь загадаю не фарт, не успех.

До весны дотянуть бы, а там уже лето.

И тогда уж тепла точно хватит на всех.

Не замёрзнуть душой бы, ведь главное это…

Я закончил. Маша не смогла усидеть — стояла, ёжилась от холода (плащик поверх ночной, даже без свитера), и… Молчала. Это её катарсис, тут я бессилен… Но я сделал, что мог.

— Дай мне взлететь, Маш, — прозой закончил я. — Я хочу в небо. А что могу упасть… Кто боится упасть — тот никогда не