Мелодия для короля - Макс Ленски

Услышанное настолько шокировало всех, что, когда рассказчик замолчал, повисшую тишину можно было практически видеть. Микель, казалось, ушел глубоко в себя, взгляд его стал пустым и бессмысленным. Реми несколько раз открывал и закрывал рот, собираясь что-то сказать, но так и не решился. В конце концов шерьер громко выдохнул и шевельнулся, заставив короля вздрогнуть от неожиданности.

– С такими рисками, – выдавил наконец Реми, – при встрече со своей Тихой Волной я бы предпочел сбежать без оглядки.

Микель бросил на него взгляд, короткий и, как показалось королю, затравленный. Но в следующую секунду шерьер уже выглядел привычно хладнокровным. Он обернулся к Мальтрую и ровным голосом спросил:

– Что представляет собой запечатление?

Мальтруй не удивился, не отвел глаз и ничуть не смутился. Напротив, он как будто повеселел. Серьезность его сошла на нет, лукавые искорки заплясали в сощуренных глазах, и привычная хитрая улыбка расцвела на добродушном лице.

– Процесс на самом деле довольно сложный. Они назвали его единением разумов, душ и тел. Единение разумов – это что-то вроде совместного транса. Плохо понимаю, как это можно провернуть, но раз кому-то это удавалось, значит, должно работать. Единение душ, как пояснила мне девушка, – это особая мелодия. Вроде Тихие Волны должны трижды пропеть ее друг другу. Ну и наконец, единение тел. Тут все просто: надо испить крови друг друга. Если после выполнения всех трех условий связанные Тихие Волны испытывают одни и те же эмоции и озвучивают их, то запечатление свершается.

Реми поперхнулся. Микель осторожно постучал его по спине.

– Значит, мы и правда не сделали этого.

Королю в его голосе почудилась нотка сожаления. Микель что, готов потерять свободу из-за какого-то малознакомого человека? Он считает нормальным никогда не доверять никому, кроме своего запечатленного? А если этот судьбоносный балбес, не дай бог, умрет – прозябать в одиночестве, сходить с ума от потери и медленно угасать. Микель в своем уме?

Перед глазами Реми как наяву возникло лицо морского царя. Все это время король подавлял в себе эти травмирующие воспоминания, но теперь ему стало жаль мужчину. Он вспомнил вселенскую грусть, окутывающую весь его лик. Юноша попытался представить, что чувствовал этот человек. Сколько лет, десятилетий, веков он утопал в унынии, считая, что навсегда лишился единственного близкого по духу человека. Реми вдруг понял, что в тот момент, когда морской царь впервые увидел его, выглядел он не просто взволнованным, а почти безумным, решив, очевидно, что перед ним его Тихая Волна.

Король встал и побрел прочь из зала. Шерьер подскочил, собираясь последовать за ним, но наткнулся на холод.

– Не иди за мной.

Сейчас он был не в состоянии обсуждать услышанное с Микелем. Он просто не мог поделиться с ним своими переживаниями. Ему отчаянно не хватало воздуха.

Войдя в свою комнату, Реми настежь распахнул окно, прикрыл глаза и всей грудью вдохнул свежий деревенский воздух.

Ему не верилось, что он был так близок к рабству.

С детства он выполнял волю отца, следовал желаниям матери, был примерным сыном и образцовым королем. Нет, он не ненавидел родителей. Реми любил мать и уважал отца, но их желания все равно были для него бременем, неизбежностью. Реми желал лучшего для своей страны и подданных. Пусть долг монарха его и тяготил, но он делал все, чтобы не опозорить династию и позаботиться о народе. До поры до времени он не замечал, что его собственная жизнь, его личность растворяется во всем этом. Пока не стало слишком поздно.

Ночные вылазки и похищение безделушек притупляли чувство безысходности, но не могли избавить от него полностью. Реми задыхался. Задыхался от условностей, от вечного груза обязательств, от невозможности принадлежать себе. И вот Микель дал ему возможность сбежать от всего, стать свободным.

Но это была ловушка.

Оказалось, он был всего в одном шаге от того, чтобы нацепить на себя новые оковы, на сей раз навечно.

В дверь тихонько постучали. Реми стремительно обернулся, собираясь немедленно выставить шерьера, и обнаружил на пороге Мальтруя, спешащего прикрыть за собой дверь.

– Прости, что нарушаю твой покой, однако я подумал, что у тебя, наверное, много вопросов, – сказал он. – Не обещаю, что отвечу на все, но какую-то весомую часть твоего любопытства удовлетворить постараюсь. Итак, – он присел на край кровати, – что тревожит твое сердце и терзает разум?

Реми оттолкнулся от подоконника и несколько раз прошелся вдоль комнаты туда-сюда, судорожно перебирая в голове ворох накопившихся мыслей. В конце концов юноша сел на постель рядом с торговцем, всем видом демонстрирующим готовность слушать, и протяжно вздохнул. Он попытался выбрать самое главное и вдруг понял, что вовсе не хочет говорить о морском народе.

– Не знаешь, с чего начать? – спросил Мальтруй. – Начни с малого. Что-нибудь простое и не слишком важное, но не дающее тебе покоя.

Еще раз обдумав события последних недель, Реми с удивлением осознал, что его действительно давно по-настоящему беспокоит один вопрос. Тогда он собрался и наконец произнес:

– Как заставить Микеля слушаться меня?

Бровь торговца дернулась, но в остальном он ничем не выдал своей растерянности.

– Вам нужен раб?

– Это другое! – поспешно перебил его Реми. – Я просто беспокоюсь о нем! Он безрассуден и уже дважды обещал мне, что не ослушается, но недавно снова… Черт! Да этот кретин в любой момент может помереть на моих руках!

Мальтруй посмотрел на короля и мягко, по-отечески улыбнулся.

– Что ж, – сказал он, – то, что тебя заботит здоровье друга, похвально. Для начала мне хотелось бы уточнить несколько важных деталей. Скажи, отец когда-либо поднимал на тебя руку? Какие у тебя отношения с прислугой во дворце? Есть ли кто-то очень близкий? Ты кого-нибудь связывал? Пришлось ли это тебе по вкусу? Тебе нравится подчинять или же подчиняться?

С каждым новым вопросом Реми становился все пунцовее. Юноша не знал, куда прятать глаза, кисти казались будто чужими. Он теребил собственные пальцы, смущаясь, пока наконец нервы его не сдали. Реми понял, что, если не будет честен, ему не смогут помочь.

– Да нет же, Мальтруй! – быстро затараторил он, чтобы поскорее разделаться с этим неловким разговором. – В прошлом Микель попал в лапы психа, который годами пытал его. И теперь каждый раз, когда что-то напоминает ему о тех временах, он теряет связь с реальностью, глубоко уходит в себя и не реагирует ни на какие слова. Дважды я каким-то чудом сумел вывести его из этого состояния, вернуть в сознание. Но я совсем не уверен, что удастся снова провернуть такое. Мне было страшно, но, кажется, Микель в эти моменты напуган во много раз сильнее. Просто… Просто мне надо увериться, что он больше не будет так делать! Я будто упускаю нечто важное.

– Прекрасно, – выдохнул Мальтруй с облегчением. – Расскажи, как ты его шокировал?

На лице юноши отразилось недоумение.

– Шокировал?

– Бил по щекам? Брызгал водой в лицо? Щелкал по носу? Как долго ты пытался привести его в чувства, прежде чем он очнулся? Какие слова-рычаги использовал?

– Слова-рычаги?

Повисла неловкая пауза. Реми захлопал ресницами. Торговец устало потер веки и терпеливо произнес:

– Ты сказал, что пару раз тебе удалось вывести его из этого транса. Как у тебя это получилось?

Король заерзал, глаза его забегали. Его смущал этот разговор, ему отчего-то вовсе не хотелось говорить о той мелодии, но отступать было поздно. К тому же попросить помощи он мог лишь у Мальтруя, ни с кем другим Реми бы не смог поговорить.

– Ну я ему спел! – выпалил король.

Несколько мгновений они с Мальтруем смотрели друг на друга.

– То есть всего лишь какая-то песня?

– Не какая-то. Я слышал эту мелодию во сне, и почему-то она засела в голове. – Реми вдруг осенило. – Хорошо, что ты напомнил мне