Берен и Лутиэн - Джон Рональд Руэл Толкин

на вечернем небе, Маэдрос обратился к Маглору, брату своему, говоря: «Воистину, то Сильмариль сияет на Западе?»

Но как же Берен и Лутиэн покинули мир навсегда? Скажем о том словами из «Квенты Сильмариллион»: «Никто не видел, как Берен и Лутиэн покинули мир; никто не приметил места, где покоятся их тела».

Приложение

Переработка «Лэ о Лейтиан»

Одной из первых литературных задач, к которым обратился мой отец по завершении «Властелина Колец», – возможно, даже задачей номер один! – стало возвращение к «Лэ о Лейтиан»: причем, само собою разумеется, автор взялся продолжить повествования не с того самого момента, на котором остановился в 1931 году (нападение Кархарота на Берена в воротах Ангбанда), а с самого начала поэмы. Текстологическая история этого произведения крайне сложна; здесь нет необходимости в нее углубляться, достаточно лишь отметить, что поначалу мой отец, по всей видимости, вознамерился радикально переработать «Лэ» в целом, но побуждение это вскорости сошло на нет или было вытеснено другими задачами, и свелось к нескольким кратким и разрозненным отрывкам. Однако здесь я привожу, в качестве пространного примера нового стихотворного произведения, созданного спустя четверть века, фрагмент из «Лэ», посвященный предательству Горлима Злосчастного, которое привело к гибели Барахира, отца Берена, и всего отряда, за исключением одного лишь Берена. Это, вне всякого сомнения, самый длинный из новых фрагментов, и – наглядности ради – его удобно сравнить с исходным текстом, приведенным на стр. 104–113. Как видно из этого отрывка, Саурон (Ту), явившийся с «Острова Гаурхот», заменил Моргота; а по качеству стиха это совершенно новая поэма.

В начале нового текста я привожу короткий фрагмент под названием «О благословенном озере Аэлуин», не имеющий аналога в исходном варианте.

    Деяний храбрых без числа

Свершал отряд; наймиты зла,

Их посланные превозмочь,

От смельчаков бежали прочь.

Хоть за изгоев нескудна

Была назначена цена —

Вергельд за короля таков! —

Но тайный лагерь смельчаков

Не удалось сыскать врагам.

Взнеслись уступами к снегам,

Голы, темны, за склоном склон —

Сосновый край Дортонион

К далеким уводил хребтам.

Гладь озера синела там:

Днем синева была светла;

В ночи, как в зеркале стекла,

В ней отражался ясный свет

Звезд и созвездий Эльберет,

Что в небе к Западу плывут.

Благословленный сей приют

Встарь осеняла благодать —

Не смели край тот осквернять

Ни орк, ни Морготов фантом:

Блестел озерный окоём

В кольце серебряных берез,

Вокруг, в болотах, вереск рос,

И остов каменный земли

Дрок и утесник оплели.

Близ Аэлуина вождь-изгой

В камнях устроил лагерь свой.

О Горлиме Злосчастном

    Сын Ангрима, как молвит стих,

Горлим Злосчастный, среди них

Был всех отчаяннее. Он

Когда-то, молод и влюблен,

Ввел Эйлинель женой в свой дом,

И жил с ней счастливо вдвоем.

Уехал Горлим на войну,

И в разоренную страну

Приехал, возвратясь с войны:

Поля и пашни сожжены,

А дом, разрушен, разорен,

Темнеет меж безлистных крон.

А Эйлинель, его жена,

Похищена, увезена —

На смерть иль в рабство. В этот день

Ему на душу пала тень:

В глуши, от лагеря вдали,

Его сомнения гнели;

Ночами долгими без сна

Гадал он – вдруг жива она?

Вдруг уцелела, вдруг спаслась,

Под сенью леса схоронясь,

И в дом придет, и, в свой черед,

Погибшим Горлима сочтет?

Один, тайком, в ночи глухой

Он лагерь покидал порой;

Опасностям наперекор,

Прокрадывался вновь на двор,

Где нет ни света, ни огня

И бдил, и ждал, судьбу кляня,

Боль растравляя всякий раз.

    А между тем немало глаз

Пронзали темноту и мрак:

Не ведал недостатка Враг

В шпионах тайных – и от них

Прознал о вылазках ночных.

Вот как-то раз осенним днем

Под стылым ветром и дождем

Пустился Горлим в долгий путь —

На дом покинутый взглянуть,

И видит: тускл и одинок,

В окне мерцает огонек.

Дивясь, подходит ближе он,

И обнадежен, и смущен.

Да, это Эйлинель! Она

Бледна, слаба, изнурена,

От слез померкнул взгляд ее,

Одета в жалкое рванье;

Она скорбит: «Горлим, Горлим!

Ты мертв! О, будь ты невредим,

Ты не расстался бы со мной!

Судьба мне прозябать одной,

И голодать, и холодать,

Бесплодной пустоши под стать!»

    Он вскрикнул – огонек свечи

Погас, и на ветру в ночи

Завыли волки. Тяжела,

Длань на плечо его легла.

Так вражеским дозором он

Был схвачен, связан, приведен

К владыке духов и теней,

И волчьих стай. Страшней и злей

Всех прочих Морготовых слуг

Был Саурон. Сея смерть вокруг,

Он остров Гаурхот, свой оплот,

Покинул и повел в поход,

По слову Морготову, рать,

Чтоб Барахира отыскать.

В стан Саурона в глухой ночи

Свою добычу палачи

К его ногам приволокли,

Скрутив покрепче и петли

Не снявши с шеи. Много мук

Он претерпел от вражьих рук, —

И длились казни день и ночь,

Чтоб противленье превозмочь;

Но Горлим стойко муки снёс,

И, новых не страшась угроз,

Не выдал своего вождя.

Но вот, немного погодя,

Был в пытках сделан перерыв,

И некто, ближе подступив,

Заговорил с ним в тишине

Об Эйлинели, о жене.

«Ужель ты умереть готов,

Когда двух-трех довольно слов,

Чтоб для нее и для себя

Купить свободу? Вы, любя

Друг друга, будете вольны

Вдали от ужасов войны

Жить как вассалы Короля».

И Горлим, тем речам внемля,

В надежде вновь жену узреть

(Что тоже угодила в сеть

Наймитов вражьих, думал он)

И долгой пыткой изнурен,

Дал низким помыслам расцвесть,

И дрогнул, и забыл про честь.