Рыцари Кристаллии - Брендон Сандерсон

пор последствия тогдашних испытаний пережить не могу…

– Алькатрас! – повторила Бастилия.

А я не божество. Не супергерой. Я не могу быть таким, каким вы меня себе намечтали. Я не могу никого спасать, защищать, потому что даже себя самого спасти не могу! Я убийца. Вы понимаете или нет? Я ЕГО УБИЛ!

– Алькатрас! – прошипела Бастилия.

Я лежал связанный. Я только и смог, что глаза на нее поднять. С момента нашего пленения прошло около получаса, но ничто не изменилось. Я десятки раз взывал к своему таланту, но тот не отзывался. Как уснувший зверь, не желающий выпускать когти.

А без него я был бессилен.

Моя мать знай болтала с другими Библиотекарями. Они уже пригнали несколько своих команд и вовсю рылись в архиве – вдруг обнаружится еще что-нибудь ценное. Я в основном не прислушивался к их трепу, но все-таки почерпнул: в скором времени они собирались вернуть комнаты на место.

Синг разок сделал попытку потихоньку уползти в сторону. Не вышло. Его отпинали ногами, в том числе по лицу, один глаз уже заплывал. Гималайя негромко всхлипывала, прижавшись к Фолсому. Принц Райкерс сидел совершенно счастливый, как на захватывающей поездке в отличный парк развлечений.

– Нужно валить, – сказала Бастилия. – И по-быстрому! Там договор с минуты на минуту ратифицируют!

– Я не справился, Бастилия, – прошептал я в ответ. – Я не могу организовать нам побег.

– Алькатрас…

Голос у нее был совершенно бесцветный. Я посмотрел на Бастилию. Усталая, измученная, несчастная. Я-то думал, это раньше она выглядела плохо…

– Глаза закрываются, – прошептала она. – Внутри пустота… засасывает… ни мыслей, ни чувств… у меня не получится без тебя, Алькатрас. Ты лидер, вот и веди нас. Брата я люблю, но он бесполезен…

– В том и проблема, – сказал я, поникая. – Я тоже.

Библиотекари двинулись в нашу сторону. Я ждал самого худшего, но они пришли не за мной. Они поставили на ноги Гималайю. Девушка рванулась и закричала.

– Оставьте ее! – взревел Фолсом. – Что вы творите?

Кое-как поднявшись, он даже запрыгал вслед за качками, но со связанными руками и ногами только свалился врастяжку. Громилы, посмеиваясь, отпихнули его в сторонку. Брыкаясь, Фолсом опрокинул столик, где лежали наши личные вещи: ключи, пара кошельков с мелочью, книжка…

Книжка – тот самый «Алькатрас и разводной ключ» – при падении раскрылась на первой странице. Заиграла «моя» музыкальная тема, и я было понадеялся, что Фолсом вот сейчас разразится вихрем ударов. Но конечно, этого не произошло: стекло ингибитора держало крепко.

Незамысловатая мелодия все звучала. По идее смелая и победительная, сейчас она казалась жестокой пародией. «Моя» тема сопровождала мой роковой провал.

– Что вы творите? – повторил Фолсом, беспомощно извиваясь на полу: ботинок здоровенного Библиотекаря давил ему на спину.

Вернулся молодой окулятор Фицрой. Он так и не снял мои оборотные линзы, делавшие его красивым и сильным.

– Поступил запрос, – сказал он. – От Той-Кого-Невозможно-Назвать.

– Так вы с ней на связи? – спросил Синг.

– А как же! – ответил Фицрой. – У нас, Библиотекарей, разные секты ладят между собой гораздо лучше, чем вы предпочитаете думать. Так вот, мисс Снорган… Соргавак… в общем, Та-Кого-Невозможно-Назвать совсем не обрадовалась, узнав, что Шаста с командой задумала похитить Королевский архив – совершенно определенно являющийся библиотекой! – непосредственно в день ратификации договора. Тем не менее, прослышав, что по ходу дела был взят один особенный пленник, она порядком смягчилась.

– Тебе не сойдет это с рук, подлое чудовище! – вдруг выдал принц Райкерс. – Ты можешь причинить мне боль, но ранить никогда не сумеешь!

Мы все уставились на него, выпучив глаза.

– Ну? Как тебе? – спросил меня принц. – Неплохая строчка, по-моему. Пожалуй, стоит ее повторить, только баритон чуть усилить. Когда негодяи говорят обо мне, я же должен что-то ответить?

– А я не о вас говорил, – сказал Фицрой и встряхнул Гималайю. – Я говорил о прежней помощнице Той-Кого-Невозможно-Назвать. Думается, пора показать вам, что случается с глупцами, предающими Библиотекарей и наше дело!

Тут я очень живо вспомнил Блэкбёрна и его пытки. Темные окуляторы наслаждались чужой болью, любили ее причинять. Но кажется, Фицрой решил опустить пыточную «прелюдию». Здоровяки крепко держали Гималайю, а Фицрой достал откуда-то нож и поднес к ее шее.

Синг закричал. Он рвался так, что несколько стражников с трудом удержали его, даже связанного. Фолсом взревел от ярости, но что он мог сделать?

Библиотекари в белых халатах вокруг нас невозмутимо настраивали аппаратуру…

Так вот, значит, чем все должно было завершиться. Моим бессилием. Неспособностью помочь. Кто я без своего таланта? Без линз? Пустое место…

– Алькатрас, – шептала Бастилия, и каким-то образом я улавливал этот шепот сквозь все вопли и шум. – Алькатрас! Я в тебя верю!

На самом деле мне только ленивый об этом не твердил с моего появления в Налхалле. Люди повторяли заученную ложь. Они совершенно не знали меня настоящего. В отличие от Бастилии, которая меня видела насквозь. И все равно верила. В ее устах эти слова приобретали важное значение.

Повернувшись, я посмотрел на Гималайю. Она плакала, беспомощная в хватке качков. Фицрой поигрывал лезвием у ее горла, явно наслаждаясь нашими муками. Он собирался убить девушку на глазах у мужчины, который ее любил.

Который ее любит!

У меня отняли линзы. Отобрали мой талант.

Осталось только одно.

Я был Смедри.

– Фолсом!!! – заорал я во все горло. – Ты любишь ее?

– Что? – переспросил он ошарашенно.

– Ты любишь Гималайю? Отвечай!

– Люблю! Конечно люблю! Пожалуйста, не дай ему убить ее, Алькатрас!

– Гималайя! – заорал я. – Ты его любишь?

Она кивнула: «Да». Нож уже начал рассекать ее кожу.

– Тогда объявляю вас мужем и женой! – выкрикнул я.

На короткое время все замерли, силясь что-то понять. Моя мать, стоявшая поодаль, обернулась, охваченная внезапной тревогой. Фицрой выгнул бровь, нож в его руке окрасился кровью. Из книги, сброшенной на пол, доносилась тихая музыка – стеклянная пластина продолжала играть «мою» тему.

– Как трогательно, – сказал Фицрой. – Теперь ты умрешь замужней!

И в этот миг кулак Гималайи влетел ему в рожу. Веревки лопнули на ее руках и ногах и свалились на пол. Гималайя взвилась в воздух и ударами ног вышибла дух из обоих здоровяков, пытавшихся ее удержать. Они осели грудами бессмысленной биомассы, а Гималайя с грацией танцовщицы развернулась к стоявшим позади и зарядила балетное фуэте, с каждым взмахом укладывая Библиотекарей одного за другим, – хотя, кажется, сама не понимала, как это у нее получается. Ее лицо светилось решимостью, в глазах пламенела ярость, по шее капельками текла кровь. Девушка крутилась и гнулась, выстреливала пружиной, прекрасная в беспощадном гневе, вся во власти новообретенного таланта.

Ибо теперь она была Гималайя Смедри. И, как всем известно (кажется, я и вам на это