Ева. Грани миров - Антон Сенин

– Не умничай, Сол.

30.

Стрелки часов отбивают ровный, понятный только им самим, ритм. Прошедшее сквозь века, изобретение превратилось в мерило, разграничивающее настоящее и прошлое. Испокон веков время несло исключительно прикладной характер, уменьшаясь при увеличении пространства, и сходя на нет в масштабах вселенной. Последней нет никакого дела на чаяния ничтожной точки, расположенной на огромной карте большого взрыва. Время следует густой чередой бескрайних просторов, в нем тонет загадочный горизонт желаний, а мы остаемся теми самыми точками. В очерченных рамках оно правит, оно наказывает и милует.

 Тик-так, медленно тает сон, раненным утром,

 И так тоже бывает, звон разбивает минуты,

 Время летит, за ним нам не успеть,

 Оно режет дождем, прячет за снегом,

 Желтой листвой горит летним огнем,

 Стрелок часов стремительным бегом,

 Стоп-стоп, стоп-стоп постой.

 Синее небо над головой с тобой.

Укутавшись в плед с головой Ник напевал знакомый мотив. Песня повторялась снова и снова, навевала страшную тоску, силы стремительно покидали молодой организм. Ночами он ходил по комнате, туда-сюда, туда-сюда, он искал выход, но, поселившиеся под потолком демоны, мешали думать. Противный, размеренный шепот пронзал организм, окутывал пеленой сомнений, а исчезая, сменялся давящей, звенящей тишиной.

Герой потерял счет дням и ночам, они стали вязкими, и невыносимо длинными. Его мир, некогда яркий и насыщенный, отгородился плотными шторами, и скомкался до маленькой комнатушки. Ник все больше чувствовал Еву, ее силу, она проникла внутрь и поглощала молодой организм. В моменты сильной слабости ему казалось, что Ева обрела физическую форму и подобно инородному существу физически присутствовала внутри, ему казалось, что до нее можно добраться, достать и вырвать с корнем. Тогда он вскакивал и быстро ходил вдоль темной комнаты, туда-сюда, туда-сюда.

– Стоп-стоп, стоп-стоп постой. Я знаю координаты малого Нейма, знаю, – шептал он сам себе, – Здесь находиться невыносимо, надо вырваться из этой клетки. Но как? Ответы, нужны ответы, – прокричал Ник и снова забился в угол, крепко прижав колени к груди.

Всю ночь он просидел неподвижно. Красное утреннее солнце пробралось в разрез штор и подарило надежду. Яркие лучи медленно ползли по полу и, добравшись до ног Ника, остановились. Разрезанная светом темная комната, разделилась на две части. В одной ее части густой, и липкий воздух струился по полу и образовал еле заметный поблескивающий ручей. Во второй части комнаты воздух стал чище и прозрачнее. Что-то подобное Ник уже видел, поэтому без сомнений проследовал за манящей энергией. Каждый следующий шаг давался легче, а усилившееся чувство свободы, позволило, наконец, вдохнуть полной грудью. От резкого прилива питательного воздуха лишенный кислорода организм, пошатнулся, голова закружилась.

Ручей энергии вел в гостиную, затем коридор и, обтекая пороги, струился вверх по лестнице. «Свободный полет», – подумал Ник и уверенными шагами проследовал за мерцающей энергией. Оказавшись перед последней дверью, ведущей на крышу, Ник остановился. От страха не осталось и следа, растворились боль и тяжесть в мышцах, а легкая голова наполнилась светлыми мыслями. Дверь отворилась.

По освещенной ярким солнцем крыше гулял теплый ветер, он играл в волосах, а футболка, словно флаг пошла рябью. Это была другая, не знакомая крыша. На ней не было разметки для аэро, не было коммуникаций, отсутствовали антенны и хаотично растянутые провода. Ровная, прямоугольная площадка с бетонным кубом по центру, заканчивалась небольшим возвышением, за которым не было ничего. Обрыв. Ник подошел к краю и, щурясь, посмотрел вниз. Там внизу жил большой город, точки людей мельтешили между желто-зелеными пятнами деревьев, водоемы и фонтаны блестели в лучах солнца, и разбрасывали миллионы, сверкавших словно бриллианты, капель.

Усилившийся ветер заставил мысли еще больше кружиться, Ник закрыл глаза, поднял голову вверх и сделал последний вдох. Немая пропасть наполнилась звуками и ответила многоголосым эхом, в котором различались: теплые слова Элис, монотонные, лишенные эмоций Марка, холодные Раста и еще десятки других. Эхо шло снизу и куполом раскрывалось над головой. В этот момент Ник почувствовал себя максимально свободным, он занес ногу над пропастью, тело подалось вперед, как вдруг позади кто-то назвал его имя. Не оборачиваясь, Ник узнал голос Анта. Голос казался настоящим, он взывал к разуму, кричал, что это ошибка и полет ничего не решит. Следующее дуновение ветра принесло другой, но тоже знакомый тембр. Сухо, со звенящим металлом в голосе Соломон повторял: «Полет освободит, полет освободит». Крики смешались воедино, становились громче, и в образовавшейся мешанине прозвучало теплое: «Не делай этого». Внутри все сжалось, Ник открыл глаза и повернулся. Справа, с двадцати шагах, в лучах солнца стоял Ант, слева Соломон, а в центре милая Элис. Ник больше не слышал ничего и никого, только Элис. Ее легкое летнее платье развевалось на ветру, русые волосы кружили в воздухе, а истощенное тело била дрожь. Элис была бледна, она пристально смотрела на Ника и одними губами повторяла: «Не делай этого, не делай, не делай …»

– Прости, Элис! – прошептал Ник и из его глаз побежали две большие капли.

– Не делай этого, ты найдешь меня, ты найдешь …

– Прости!

В следующее мгновение тело опрокинулось назад и Ник медленно, но стремительно полетел вниз. «Как же тек медленно можно лететь так быстро, где еще чувства к тебе обжигают, как выстрел», – пели романтики из далекого прошлого. Расслабленные конечности ощутили сопротивление воздуха, вой ветра утих, и лишь где-то вдали бесконечным эхом повторялось: «Ты меня найдешь, обязательно найдешь».

31.

Мир Евы призрачен. Он существует, как одно целое и не допускает отклонений. Огромный механизм, наполненный миллионами шестеренок, хладнокровен и точен. Сломанная деталь непременно исключалась из бытия, сменяясь другой, более эффективной. Так было всегда, ибо в этом сама суть Евы. Лишенная эмоций, она неподвластна и непостижима, одно целое, без отклонений и исключений. Двести лет Ева исследует человечество, ищет то скрытое, что делает нас людьми. Но люди снова и снова удивляют. Кажется, внутри каждого живет не одна, а несколько личностей, которые, до поры до времени, прячутся. Главная личность подавляет второстепенные, но не в силах противостоять, когда те выбираются наружу. Мутация пугала, менялся сердечный ритм, взгляд, запах. С глазами забитой, затасканной за ошейник собаки, человек рвал и уничтожал. Ева не видела разницы между отцом, бьющим жену и дочь, учителем, пристающим к ученице, или нарушившим правила, хранителем. Разница лишь в отношении, внутренней мотивации каждого, которая оставалась загадкой. Люди удивляли, Ева наблюдала.

Ник не превратился в лепешку от удара о землю, он вообще не коснулся земли. Эхо, в