И возродятся боги - Наталья Способина

Выйдя вслед за ней из комнаты, я невольно остановилась, потому что у двери, ведущей на террасу, стоял тот самый воин, который спрашивал мое имя. Одна из девочек держала его за руку и что-то говорила. Он слушал ее рассказ со скупой улыбкой. Остальные девчонки тоже крутились рядом. Кроме одной, самой старшей, которая стояла чуть поодаль и смотрела на малышек с очень комичным выражением лица, как у умудренной летами особы.

Увидев нас, мужчина высвободил руку из ладошки девочки и что-то спросил у Граны. Та низко поклонилась и, указав на мои ступни, быстро заговорила. Мужчина подошел ближе, и я сжала Димкину руку, одновременно пытаясь задвинуть его за себя. Однако мой сын неожиданно уперся и остался стоять рядом, исподлобья глядя на чужака. При этом он был до того похож на Альгидраса, что оставалось только надеяться, что местные спишут это сходство на наши родственные гены.

Мужчина скользнул взглядом по мне, а потом присел на корточки перед Димкой.

– Грит, – произнес он и приложил правую ладонь к своей груди.

На среднем пальце он носил большой перстень с черным камнем.

– Его так зовут, – шепнула я, склонившись к сыну, и обняла его худенькие плечи. – Назови свое имя. Тут так положено.

Димка некоторое время настороженно разглядывал мужчину. Грана торопливо заговорила, однако Грит поднял левую ладонь, и она, стушевавшись, замолчала. Правую он по-прежнему прижимал к груди.

Я перевела взгляд на лицо Грита, которое находилось сейчас на одном уровне с моим. Он, несомненно, это заметил, но не подал виду, продолжая смотреть на моего сына.

– Дима, – наконец произнес Димка и, немного поколебавшись, хлопнул себя ладошкой по груди.

Грит серьезно кивнул и поднялся. Я тоже выпрямилась, и наши взгляды встретились. Он молча рассматривал меня, как час назад, когда мы вышли к деревне, и мне опять стало неуютно. Грана снова заговорила, низко склонившись, однако он даже не повернул головы в ее сторону, продолжая все так же меня изучать.

Во мне боролись вежливость, рекомендовавшая улыбнуться, и настороженность, требовавшая не давать ему поводов для… Ни для чего не давать. В эту минуту я пожалела, что не назвалась женой хванца. Кажется, моя злость на него обернулась для нас кучей проблем.

Грит оказался немногим выше Альгидраса. Его светлые, выгоревшие на солнце волосы были коротко сострижены у висков, а на макушке заплетены в косу. Такая прическа не скрывала целого переплетения шрамов над его левым ухом. Я залипла взглядом на этих шрамах, напоминавших дерущихся пауков. Он заметил это и чуть улыбнулся.

– Надия, – неожиданно произнес он и, посмотрев на Димку, добавил: – Дима.

Дальше прозвучала короткая фраза на кварском, и я, глубоко вздохнув, виновато пожала плечами, вызвав у него новую улыбку.

Он обратился к Гране, по-прежнему глядя на меня. Та ответила, и, кажется, ответ вызвал его недовольство, потому что он медленно к ней повернулся и что-то негромко спросил, а Грана принялась суетливо оправдываться, указывая на мои ноги. Грит, нахмурившись, проследил за ее взглядом, а девочка, которая раньше держала его за руку, подбежала к нему и принялась что-то рассказывать звонким голосом. Грана, как мне показалось, перевела дух.

Слушавший девочку Грит шутливо нахмурился, потом делано удивился и даже, по-моему, испугался, а когда она закончила свой рассказ, неожиданно повернулся ко мне и подмигнул.

– Хи нари, Надия, Дима, – сказал он и вышел.

Грана хранила молчание, пока его шаги не стихли, а после прикрикнула на девочек и, подойдя к нам, взяла меня за руку. Что-то взволнованно говоря, она потянула меня прочь из комнаты в другую часть дома, где оказался накрыт низенький стол.

Очень хотелось спросить, где же Альгидрас, но мне оставалось только бессильно злиться на то, что я не понимаю ни слова по-кварски. Грана без умолку говорила, накладывая нам что-то, похожее на рис с овощами. Димка попробовал было сморщиться, но я сказала ему, что здесь придется есть то, что дают, иначе мы умрем с голоду. Вряд ли мой сын понимал, как это – умереть с голоду, но кривляться передумал. Только спросил, не могу ли я пожарить котлет, но мне пришлось его разочаровать, сообщив, что готовить мне негде.

– А давай потом в кафешку сходим? – наивно предложил Димка, и я, виновато улыбнувшись наблюдавшей за нашей беседой Гране, пообещала:

– Давай. Если найдем.

– Дядя Олег, наверное, найдет. Он тут все знает, да же?

– Надеюсь, – пробормотала я и принялась за еду, неожиданно оказавшуюся вкусной, несмотря на обилие приправ, которые я обычно не жаловала.

Димка тоже умял свою порцию за обе щеки и даже согласился на предложенную Граной добавку.

– Омати? – спросила Грана, указывая на меня, а потом на Димку, и тут же изобразила перед собой руками округлившийся живот, а потом сделала вид, что укачивает ребенка. – Надия омати?

Решив, что это слово означает «мать», я кивнула. Приложив ладонь к своей груди, я произнесла:

– Омати, – а потом, указав на Димку, вопросительно подняла брови.

– Гра, – улыбнулась Грана и, ткнув себе в грудь, проговорила: – Грана пухе миртаве грати.

Я с досадой вздохнула. Имея возможность худо-бедно объясниться в любой точке мира благодаря знанию двух языков, я совершенно забыла, как тяжело дается общение на пальцах. Видя мое расстройство, Грана успокаивающе махнула рукой и, проворно поднявшись, вышла из комнаты. Вернулась она с пучком соломинок.

– Грана, – снова указала она на себя, потом, поочередно направив соломинку на меня и Димку, произнесла: – Надия, Дима.

Я улыбнулась и кивнула, понимая, что она пытается еще раз объяснить, что «Грана» – это ее имя.

Грана меж тем положила на стол одну соломинку.

– Грана, – повторила она, а потом положила на стол вторую соломинку. – Омати.

Соломинка-омати «покачала» соломинку Грану. Я указала рукой на себя и Димку, давая понять, что уловила мысль: это сама Грана и ее мать. Рядом появилась еще одна соломинка.

– Герати.

Соломинка-омати прикоснулась к соломинке-герати, сопровождаемая звонким чмоком Граны.

Димка расхохотался и радостно сообщил:

– Палочки поженились.

Я с улыбкой кивнула, и Грана тоже разулыбалась. Потом она показала пантомиму о том, как соломинка с ее именем много плакала, кашляла и, вероятно, тяжело болела. Она качала головой и повторяла «нера заву». Заметив, что я не понимаю, она указала на Димку.

– Заву Дима, – потом на меня, – заву Надия, – потом на свою соломинку. – Нера заву.

– Имя! – осенило меня. – Не было имени.

Грана кивнула, будто поняла мои слова. Потом соломинка-герати дала имя соломинке Гране. После того как отец дал ей имя,