Ева. Грани миров - Антон Сенин

Когда Макс прильнул к окну в очередной раз, в доме напротив воцарилась тишина. В свете луны дом казался меньше, и только в одном окне горел свет. Слева и справа на дом нависали два больших, старых дерева, пряча в своей листве грустную историю голубоглазой девчонки с огненно-рыжими волосами.

27.

– Ало, дорогой, как ты себя чувствуешь? – стараясь скрыть волнение, поинтересовалась Элис.

– Уже лучше, – соврал Ник.

– Вечером встретишь меня?

– Сейчас забегу в архив, а потом к тебе.

Накинув капюшон на голову, Ник отправился в центр Нейма. Открывшаяся взору серая площадь, казалась более величественной и помпезной. Высокие фонтаны по сторонам, блестящие на солнце бетонные плиты, идеально ровные, стриженые газоны и величественное здание в центре. Единственная башня здания с огромными, круглыми часами поднималась высоко в небо, и венчалась треугольной крышей. Черепица башни, как и остальной крыши, сверкала в солнечных лучах и переливалась разными цветами. Сказочный эффект достигался за счет особого, прочного материала и рельефа.

Опустив голову, Ник добрался до серого дома, и дотронулся до серой шершавой ромбовидной плиты. Стена ответила знакомой прохладой и легким, еле уловимым мерцанием. Не отрывая руки, Ник прошел вдоль здания, свернул в арку, где совсем недавно был проход во внутренний двор, но арка оказалась тупиком. Путь преграждала глухая стена. Ник поднял глаза туда, где висела камера видеонаблюдения и улыбнулся. Прибор приветливо кивнул, а вокруг линзы загорелись красные огоньки.

Поняв, что привлек правильное внимание, Ник направился обратно на площадь, и еще раз осмотрел фасад серого дома, особенно ту его часть, в которой находилось окно Раста. Ник знал, что напыщенный хранитель в этот самый момент стоял у окна, смотрел вниз, и ломал голову. Расчетливый Раст непременно должен был броситься со скалы уверенности, и оказаться там, где произрастает сомнение и рождаются вопросы, где из глубин памяти вырывается то, во что он когда-то верил. Ева сильна только тогда, когда человек сомневается и ищет, Ник это понял, и уже сделал ставку.

Большая деревянная дверь архива поддалась легко, а знакомый темный коридор и лестница, ведущая в большой зал, встретили знакомой полутьмой. Войдя в зал, Ник услышал голос пожилого смотрителя: «Здравствуйте, Ник. Что будете читать?». При этом гость не видел самого смотрителя, он прятался за стеллажом, а имя определил по характерным шагам, их громкости и ширине. Ник обошел высокий, деревянный стеллаж, приблизился к смотрителю вплотную и протянул небольшую книгу в коричневой обложке, – Я бы хотел это вернуть. Я буду на обычном месте.

Спустя четверть часа перед Ником появился верховный хранитель.

– Здравствуйте, Николас. Признаюсь, ожидал вас здесь встретить, – хранитель аккуратно отодвинул стул и присел напротив.

– Здравствуйте, Соломон. Вас же так зовут.

– Верно, мое имя Соломон. Можете называть меня Сол. Красные глаза, трясущиеся руки, неряшливость во внешнем виде, потливость, вы нервничаете, – хранитель вдохнул, – То, что произошло с вами, произошло впервые. Система вернула изменника в привычную обстановку. Я уж не знаю второй ли это шанс, или наказание, надолго ли, или на мгновение, но что я знаю точно – вы не перестали быть собой. Но, как бы там ни было, я обязан подчиниться.

– Видимо и мне стоит подчиниться, – нахмурился Ник.

– О, это уж решайте сами. Свобода воли – жизнь!

– Вы причастны к тому, что я …

– Что вы снова в Нейме? – Сол улыбнулся, – Мистер Вэйс, в окраинных территориях у нас больше возможностей, чем здесь. В Нейме я всего лишь наблюдатель, а там действующее лицо, творец, несущий доброе и светлое. Они живут мнимой свободой, волоча жалкое существование, и не догадываются, что являются лишь марионетками. Если действительно хочешь спрятаться, то это надо делать здесь – в большом городе. Да, конечно, мы знали о вашем появлении, – Ник недовольно скривил лицо, но хранитель продолжил, – Не переживайте, мы не тронем ваших друзей.

– Они и ваши друзья.

– Вы никак не можете понять, есть причины, а есть следствия. Та, кого вы называете Евой, лишь направляет. Она не формирует желания, она потворствует естеству. Каждый там, где пожелал быть.

– Каждому ли? Хотите сказать, что она потворствует и мне? Но я же опасен!

– Верно, только здесь вы менее опасны, чем там, – хранитель улыбнулся доброй улыбкой, – Вы начинаете понимать, как устроен мир.

– Если я захочу стать, например, хранителем …

– Если бы хотели, мистер Вэйс, давно бы стали! Но вы этого точно не хотите.

– И чего же я, по-вашему, хочу?

– Эх, Николас, вы и сами не знаете, чего хотите. Ступайте домой, вы умный, уверен, вы примите верное решение.

Ник встал, протянул Соломону книгу и добавил, – Свобода воли прекрасна, только в свободном человеке.

– Никто не знает, что такое свобода на самом деле! Запомните, Николас, полет, настоящий свободный полет обостряет те чувства, которые в обычной жизни спят. Освободите разум и не ошибитесь на этот раз.

28.

Покидая архив, Ник ощутил странное и тревожное чувство. Он остановился, пытаясь вспомнить, где и при каких обстоятельствах испытывал подобное. Капсула, это была падающая капсула, только тогда на окраине Ноунейма Ник утопал в бессознательном, и не испытывал страха. В одной точке, в центре большого города к герою вернулась боль, только на этот раз ее сопровождал страх. Крайняя степень того, что обливает холодным потом, сменяется жаром, трясет весь организм, а после ненадолго растворяется, чтобы на ее месте вновь взорвался страх. Каждый следующий прилив оказывался сильнее предыдущего, диафрагма сдавливала грудную клетку, а в глазах темнело. Ник сделал несколько мощных вдохов, но это не помогло, лишенный кислорода организм приготовился отключиться. Проходившие мимо люди, не обращали внимания на человека, который падал на тротуар. Они его не замечали. Очередной глубокий вдох заставил очнуться, но в широко раскрытых глазах плыла вселенская грусть.

– Элис, – прошипел Ник, неуверенно поднялся и, как позволяли ноги, побежал.

Элис ждала любимого в уютной тени солнечной аллеи в паре кварталов. Расталкивая прохожих, Ник бежал навстречу к Элис, которая, приветливо подняла руку вверх и что-то прокричала, но до молодого человека долетело лишь эхо: «Ник-ник-ник!» Громкое, вибрирующее эхо пронеслось мимо, обогнуло Ника, оттолкнулось от невидимого препятствия и вернулось обратно, создав волнение пространства. Угасая, картинка впереди стала медленной, двумерной, и начала сужаться. Первой потеряла краски, находившаяся в пятидесяти шагах Элис, следом за ней остальные прохожие, и только потом окружавшие их природа и