Девять принцев Амбера. Ружья Авалона - Роджер Желязны

среду меняться по пути до тех пор, пока она не обретет желаемую им форму, после чего остановиться там. Этот мир Тени отныне полностью принадлежит ему (исключая визиты родственников), и он волен делать там все, что пожелает. Я сам провел в таком месте несколько столетий.

Второй способ обеспечивали карты, созданные Дворкином, Мастером Черты, который изобразил на них всех нас, чтобы обеспечить надежную связь между членами королевской семьи. Дворкин был художником старой школы, для него пространство и перспектива ничего не значили. Он сделал фамильные Козыри, которые позволяли желающему связаться с родственником, где бы тот ни находился. Мне всегда казалось, что его творение используется не в полном соответствии с замыслом автора.

Третьим был Образ, также начертанный Дворкиным, пройти который могли только члены нашей семьи. Прошедшего Образ вписывало в общую систему карт, а достигший центра узора обретал способность странствовать в Тени.

Карты и Образ сотворены для мгновенного перемещения из Материи сквозь Тень. Иной способ, продвижение напрямик, потруднее.

Я понимал теперь, что делал Рэндом, доставив меня в настоящий мир. Пока мы ехали, он мысленно добавлял то, что вспоминал об Амбере, и вычитал то, с чем не был согласен, и, когда все сошлось, он точно знал, что мы прибыли на место. Ничего сложного: обладая нужным знанием, любой мог бы добраться до своего личного Амбера. Даже сейчас я или Блейз могли отыскать Тень Амбера, где правили бы именно мы, и провести там хоть весь остаток вечности. Только для нас такое было невозможно: ибо никакая Тень не была бы истинным Амбером, городом, где мы родились, городом, что дарует форму всем остальным городам.

Именно поэтому мы и избрали самый трудный способ, поход сквозь Тень, ведя свои войска на штурм Амбера. Всякий, кто знал это и имел нужную власть, мог воздвигать препятствия на нашем пути. Эрик так и делал, и мы одолевали их одно за другим, теряя соратников. Чем все это закончится, никто не знал.

Но если Эрик будет коронован и воссядет на трон, это отразится во всех Тенях.

Любой из нас, оставшихся в живых братьев, принцев Амбера, уверен, полагал, что смотрелся бы в этом статусе гораздо лучше любого другого, – а уж что там творится в Тени, не важно.

Мы разминулись с призрачными флотилиями кораблей Жерара, «летучими голландцами» здешнего мира, и знали, что цель наша близка. Корабли эти я использовал как ориентир.

На восьмой день плавания мы приблизились к Амберу. И тогда начался шторм.

Море стало черным, над головой клубились тучи, а паруса бессильно обвисли на реях, когда мы попали в полосу штиля. Солнце скрылось, большое и синее, и я почувствовал, что Эрик наконец обнаружил нас.

Тут-то и поднялся шквал, который всей яростью своей обрушился на мой корабль.

Как говорят поэты, вихрь и шторм пришли на горе нам[81]. У меня внутри все болталось и плескалось, когда в борт ударили первые волны. Нас бросало из стороны в сторону, как игральные кости в кулаке исполина. Нас полоскало в хлябях океанских и хлябях небесных. Небо почернело, и всякий раз, когда его разрывал очередной удар грома, на нас сыпалась ледяная крупа с осколками хрустальных колоколов. Все рыдали и молились. Я так точно. Я с трудом выбрался на палубу, чтобы принять осиротевший штурвал. Пришлось привязаться к рулевому колесу, но я его удержал. Эрика работа, точно знаю.

Час, два, три, четыре… Конца-края шторму не было видно. Пять часов. Скольких мы потеряли? Я не знал.

Потом я ощутил и услышал щекотку и легкий звон, и увидел Блейза, словно в дальнем конце серого туннеля.

– Что случилось? – спросил он. – Я уж сколько пытаюсь к тебе пробиться…

– Жизнь полна неожиданностей, – ответил я. – И вот как раз одна из них.

– Буря?

– Да еще какая! Прабабушка всех бурь. А еще там, снаружи, какое-то чудище. Если у него есть хоть капля мозгов, оно сейчас врежет по днищу корабля… о, вот оно так и сделало.

– У нас только что было то же самое.

– Что, буря или чудище?

– Буря. Две сотни погибших.

– Крепись и надейся, – проговорил я. – Свяжемся позднее, ладно?

Блейз кивнул, и у него за спиной сверкнули молнии.

– Эрик нас засек, – сказал он и исчез.

Факт.

Прошло еще три часа, прежде чем шторм начал стихать. И гораздо больше времени понадобилось, чтобы флот собрался и подсчитал потери. Шторм лишил нас половины кораблей. На моем флагмане из команды в сто двадцать человек осталось восемьдесят.

Потрепало нас знатно.

И все же мы выбрались в море над Ребмой.

Я достал колоду и извлек карту с изображением Рэндома. Поняв, кто его вызывает, он сразу сказал:

– Валите отсюда.

Я спросил почему.

– Ллевелла полагает, что Эрик сейчас сотрет вас в порошок. Она советует отступить и подождать, а когда он расслабится – ударить вновь. Где-нибудь через год.

– Прости, – покачал я головой, – уже не могу. Слишком многие полегли, позволив нам добраться досюда. Тут уже расклад «сейчас или никогда».

Рэндом пожал плечами. На лице его было написано: «Я предупредил».

– И все же – почему? – спросил я.

– В основном потому – сам только недавно узнал, – что он в состоянии управлять погодой вокруг Амбера, – ответил он.

– Все же мы рискнем.

Он опять пожал плечами:

– Потом не говори, что я тебя не предупреждал.

– А Эрик точно знает, что мы уже близко?

– А ты как думаешь? Он что, кретин?

– Нет.

– Значит, знает. Если я могу догадаться об этом в Ребме, он в Амбере знает точно, – а я догадался по тому, как всколыхнулись Тени.

– Увы, – сказал я. – У меня были предубеждения против этой затеи, но рулил всей затеей Блейз.

– Так свинти отсюда, а он пусть получит свое.

– Извини, не могу рисковать. А вдруг он все же победит? Так что я поведу флот, как и договорено.

– Ты уже говорил с Каином и с Жераром?

– Да, с обоими.

– Тогда ты полагаешь, что сумеешь нанести удар с моря. Но вот что я тебе скажу: Эрик нашел подход к Камню Правосудия, так я понял по дворцовым сплетням вокруг его двойника… С его помощью он управляет здешней погодой, это я точно знаю. Бог весть, на что он еще способен.

– Да, жаль, – промолвил я. – Что ж, придется пройти и через это. Не могу позволить нескольким бурям сбить с нас дух.

– Корвин, должен тебе признаться. Я говорил с Эриком три дня назад.

– Зачем?

– Он сам вызвал меня по Козырю, я и отозвался от скуки. Он весьма детально обрисовал, какую воздвиг оборону.

– Потому что Джулиан ему