Сергей Гомонов - Тень Уробороса (Лицедеи)

Обе женщины отпрянули от двери, но серому было не до них. Выкрикнув какое-то проклятье, он побежал прочь из двора и скрылся за домами. Труп черного монаха остался лежать недалеко от порога Никиного жилища.

Марсия так и стояла, прикрыв рот ладонью.

— Марс, а Марс! Очнись! Слышишь? — прошептала Ника, тряся ее за плечи. — Ты что, мертвых не видела?

— Да он же… он же…

Слеза наливалась на кончике ее носа и наконец скапнула Зарецкой на руку. Вместо связных слов Марсия указала на покойника. Ника отпустила ее, внимательно пригляделась и увидела, что этот монах был всего-навсего мальчишкой-подростком лет тринадцати или четырнадцати. Стоило ли удивляться столь легкой победе серого негодяя! Сердце Зарецкой затрепыхалось и замерло. После рождения Доминика она стала по-другому относиться к людям и жизни. На месте этого мальчишки она вдруг со всей отчетливостью представила своего беззащитного сына. Это была мимолетная фантазия, но она причинила столько боли, что ноги у женщины подкосились. Без лишних слов поняла она Марсию.

— Вы еще тут?

Пленницы вздрогнули. В дверь полубоком вклинился Зевеаф со свертком в руках.

— На, держи! — он сунул ношу в руки Зарецкой. — И бегом-бегом, пока спит!

— Что там делается? — спросила Марсия, выскакивая под дождь.

— Из Хеала нам на помощь пришли тамошние монахи, — тут Зевеаф увидел мертвого парнишку. — Эх, бедолага, не повезло ему… Давайте вот по той улице — и все время прямо. Упретесь почти в самые ворота. За ними стоит флайер, его уже перехватили. Вам туда.

— А ты?

Гвард Марсии посмотрел на нее, и обе женщины поняли, что он прощается с ними.

— Нет, нет, не оставайся тут, нет! — моляще затараторила Марсия и стала такой незнакомой для Ники. Куда подевалась смешливая, ироничная и самоуверенная тетка?

— Иди, иди! — с досадой отозвался монах, толкая ее в толстую спину. — Идите обе!

— Зевеаф!

Он выругался и нырнул в проулок между домами. Там сразу загрохотал шифер, зазвенела черепица. Ника увидела на крыше, почти над их с Марсией головами, монаха в черной рясе. Он махнул им в ту же сторону, куда только что указывал Зевеаф, а потом его насквозь пронзил луч плазмы, и он рухнул наземь перед беглянками. На руках у Ники начал просыпаться и хныкать Доминик.

Оцепенение Марсии прошло. Она ухватила Нику под локоть и, перекрикивая расплакавшегося младенца, скомандовала:

— Живо бежим отсюда!

Женщины ринулись к воротам — перебежками, ничего не соображая от ужаса, то и дело прячась за постройками. Зарецкой было еще хуже, чем спутнице: у нее в руках изгибался, заходясь в рёве, перепуганный ребенок, и в любой момент его крик мог бы выдать беглянок с головой. Пока же им везло: ни нападавшим, ни оборонявшимся монахам не было никакого дела до двух ничтожных пленниц серого города.

Вскоре Ника увидела сорванную створку ворот, валявшуюся посреди дороги, и тела нескольких убитых или раненых. Но обещанная свобода, которая ждала их там, за стенами проклятой крепости, придала Зарецкой храбрости и сил.

— Марсия, флайер! Смотри! — вскричала она от радости, различив вдалеке знакомые очертания. — Это за нами!

Но Марсия тут же отрезвила ее порыв:

— Не сходи с ума, там повсюду открытое пространство. Нас сразу увидят и убьют!

От флайера их отделял ров с перекинутым через него деревянным мостом, небольшой вал, поляна, переходящая в возвышенность и, само собой, минуты три быстрого бега по этой местности. Их будет видно как на ладони!

А флайер, что поблескивал мокрой обшивкой на фоне горы, дразнил своей недосягаемостью…

— Что будем делать? — Ника была готова расплакаться, и внутренний голос уже не одергивал ее приказами прекратить быть мямлей и собраться.

— Для начала утряси Доминика, не надо, чтобы орал…

— Почему стоим?

Монах в светлой рясе возник за их спинами, как из-под земли. Высокий, румяный и толстенький, он казался добряком, только очень встревоженным.

Женщины растерялись.

— Бежать надо! — рявкнул он и поволок Нику с Марсией к мосту, а когда вслед за ними из-за ворот, свирепо ругаясь и скроив страшную мину, выскочил серый гвард Зарецкой, толстяк развернулся и двумя короткими ударами уложил его наземь, а для верности пнул ногой. Серый покатился в мокрую канаву.

Паника паникой, а Ника испытала злорадное удовлетворение. Ее жестокий мучитель был наказан.

— Спасибо вам! — выдавила она, с благодарностью глядя на провожатого. — Вы нас спас…

— Да уж не за что! — с ноткой язвительности отозвался монах, снова прибавляя ходу. — Вы бы еще поторчали там, чтобы всех служак Иерарха дождаться!

— Но я все равно не умею управлять флайером. Марс, а ты?..

— Там есть кому управлять! — отмахнулся монах-лекарь.

— В первый раз вижу столько монахов сразу! — вмешалась в их разговор Марсия.

Она пыхтела погромче толстяка-монаха и едва успевала переставлять отекшие ноги. Бежать по скользкой траве — испытание не из легких даже для привычных к этому местных аскетов.

— А я, представьте, впервые воочию вижу женщин! — усмехнулся светлорясовый на ходу.

Флайер был все ближе.

— Куда потом? — спросила Ника.

— Прикажем «синту»-пилоту доставить нас на космодром…

— А он подчинится?

— А куда он денется, скажите на милость!

Последнее слово толстяка прервал вскрик. Они с Никой оглянулись на Марсию. Та, схватившись за шею, повалилась наземь. Еще Зарецкая успела различить вспышку над городской стеной, а в следующую секунду лекарь упал ничком, прошитый лучом плазмы. Марсия, тихо мыча и хрипя, страшно корчилась в агонии.

— Не умирайте! Только не умирайте!

Сжав Доминика одной рукой, другой Ника пыталась помочь монаху встать. Марсия с обугленной сквозной раной в шее, затихла, но на нее уже никто не обращал внимания.

Их провожатый приподнялся на локтях и прошептал:

— Летите на Землю. Попробуйте разыскать Кристиана… Кристиана Элинора… Пусть он сообщит вашим правителям, что Агриппа и Эндомион мертвы и что мы сумели закрыть Врата. Так и передайте, он поймет!

— Нет! Я вас не оставлю, вставайте сейчас же! — завизжала Зарецкая.

Рядом с нею в землю ударил луч.

— Слушайте, я не смогу! Не смогу, не теряйте времени! Скорее на борт и летите же!

И толстяк ткнулся лицом в склизкую траву.

Вбегая во флайер, Ника ощутила хлесткую боль справа, под мышкой, и в груди. К счастью, Доминика она держала левой рукой и только благодаря этому не выронила его. Внутри разгорелся пожар, и полтуловища парализовало, будто его и не было никогда. Зарецкая ухватила поплывшее сознание и бросилась к кабине пилота: