Сергей Гомонов - Тень Уробороса (Лицедеи)

— И эта партия сможет помогать врачам Клеомеда, как и предназначалась?

— Да, госпожа Смелова. Но все же мы рекомендовали бы впредь отправлять синтетические организмы традиционным способом.

— Гм… Благодарю вас, господин Диких.

Эвелина тут же переключила ретранслятор на несколько параллельных каналов:

— Немедленно задержать ТДМ-отправку новых партий «синтов»-медиков. Директива такая: все «синты» должны быть переброшены в указанные зоны только транспортом!

И, уже не слушая ответы, она ринулась на доклад к Ольге Самшит.

Фауст, Епархия, август 1002 года

Дальше аркады монахов-целителей не пропустили, и Граум с Елалисом остались сторожить во дворе, у входа в здание. Мрачные черные монахи в странных одеяниях с накладными плечами вроде крыльев, в перчатках и в масках, сомкнулись возле дверей и замерли, как неживые. Врачеватели переглянулись. Что-то недоброе витало в сыром воздухе…

Агриппа тем временем поднялся в свой кабинет и затратил некоторое время на переодевание в мантию магистра. Брат Раутанус покорно ждал его в коридоре, но даже он не заметил тени, давно наблюдающей за ними.

— Итак, куда идем? — возникнув на пороге, спросил магистр.

Раутанус указал в сторону лестницы и отправился вместе с ним…

Вскоре сопровождающий оставил Агриппу.

У последней двери священник испытал непонятное чувство — нет, не чувство даже, а отголосок, слабый привкус, подобный коварному сквознячку, незаметно, притом наверняка выполняющему свое губительное предназначение. Агриппа замешкался, повел плечами и оглянулся. Всё здесь было как всегда: безмолвно, сурово и величественно. Но отчего же только что в памяти быстрой чередой промелькнули давно, кажется, позабытые подробности жизни? Почему столь настойчиво цеплялся взгляд за эту фразу — «Pereat mundus fiat justitia»[43] — венчавшую наддверный каменный барельеф? Сейчас она, вытесанная готическим шрифтом в сером граните, впервые показалась магистру нелепо претенциозной и глупой. На задворках сознания затрепетала мысль — а может, развернуться и уйти отсюда?

Агриппа встрепенулся, отверг соблазн, толкнул дверь и вошел в комнату.

— Проходи, магистр, — прогудел голос, услыхать который Агриппа не ожидал в ближайшие несколько дней.

— Иерарх? Разве вы не в отлучке?

Впрочем, в интонации магистра не прозвучало должного удивления. Казалось ему теперь, что все это уже когда-то происходило — здесь же и так же в точности. И Агриппа знал, что случится дальше, но предопределенность лишила его желания бороться за жизнь.

Словно посторонний, священник смотрел на себя, отразившегося в зеркале, и на Эндомиона, который возвышался в кресле спиною к нему. Единовластный император дождливой планетки, о которой позабыл почти весь мир. И зря позабыл…

— Проходи, Агриппа, — не ответив на вопрос, сказал Иерарх. — Проходи.

Магистр обреченно шагнул в круг света, рожденного полыхающими углями камина. Лик Эндомиона, точно сошедшего с полотна художника средних веков прошлой эпохи, отливало сейчас медно-красным. И привиделась Агриппе жестокая маска древнего языческого бога.

Священник спрятал руки в обшлагах рукавов мантии и пристально взглянул в темные провалы на месте Эндомионовых глаз, тщетно стремясь угадать их выражение.

— Покорно слушаю, Иерарх, — чуть поклонившись, вымолвил он. — Я догадываюсь, о чем ты спросишь меня, но все же готов выслушать вопрос.

Эндомион усмехнулся.

— А ты дерзок, брат-единоверец! Так же дерзок, как и в былые времена… Ну что ж, Агриппа, я уповал на эффект неожиданности, но ты оказался более прозорливым, нежели я думал. В таком случае опустим эти игры и приступим к главному. Итак, ты предал меня…

Агриппа дернул бровями. Его птичье лицо потемнело от усиленно скрываемой ярости. А Иерарх меж тем невозмутимо продолжал:

— Да, предал. И не теперь, а четверть века назад, когда вы в нашем с тобой родном монастыре осмелились возродить к жизни ересиарха…

— Вот как ты заговорил об Основателе, Кан!

Эндомион сурово хлопнул ладонью о подлокотник своего трона, очевидно задетый непочтительным обращением по имени, от которого отказался уже очень давно, еще в день принятия сана:

— Да, Александр-Кристиан Харрис, воплощенный вами в юнце Зиле Элиноре, был величайшим ересиархом в истории человечества! Воля, которую он изъявил в своем завещании, была исполнена вами, а сама по себе она являлась богохульством!

— Не является ли богохульством черная магия, к которой прибегли вы — ты и твои сторонники, Кан? Вы впустили в этот мир исчадья ада…

— Я впустил в этот мир настоящих людей. Тех, которые должны править здесь, а не лишенных выбора биороботов из пробирок! — возразил Эндомион, и глазом не моргнув в ответ на обвинение. — И никакой черной магии применено не было, Агриппа. Слышать такие вещи твоей стороны смешно. Неужели ты так наивен, что веришь в это?

— Я верю в силу человеческого разума, человеческой воли и человеческой души, Кан. Вот и все, во что я верю…

Иерарх покачал головой и задумчиво проговорил:

— Недаром… недаром… Вот она — ересь во всей красе! Что ж, теперь я убежден в своем решении расформировать монастырь Хеала как гнездо преступного вольнодумия, вскрыть все его тайники и устранить заразу, которой попустительствовал ты, поощряя подначальственных тебе наставников и послушников в их греховных заблуждениях…

Магистр стиснул зубы. Ему тем невыносимей была речь Иерарха, чем больше он понимал, что ведает каждое следующее слово, которое только созревало в мыслях правителя Фауста и еще не сорвалось с языка. Сжатые в кулаки ладони священника взмокли, а пальцы заныли. Как хотелось, чтобы в руках сейчас оказался спасительный посох!..

Дверь громыхнула. Агриппа различил в полутьме у входа две черные фигуры монахов. Их наплечники напоминали зачатки или обрубки крыльев. Недоангелы…

Они стояли, вытянувшись струной, готовые броситься исполнять любой приказ Иерарха, и магистр заставил себя насмешливо улыбнуться:

— А это, Кан, те несчастные, волю которых ты купил, угрожая Пенитенциарием? Каюсь, Эндомион, виноват, послушники Хеала и впрямь никогда не подвергались такой сделке. Воля осталась при них, а в твоих глазах это, конечно же, великий грех. Об одном тебя прошу: когда из мальчиков вверенного мне монастыря ты примешься делать монстров на манер себя, будь последователен. Не калечь их сразу, одним ударом, подобно тому, как калечат вериги… Все же я в ответе за моих монахов…

Краем глаза Агриппа успел заметить, как дрогнула одна из фигур у двери при слове «вериги».