Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош

в невнятном вечернем освещении напоминал кого-то очень старого, согбенного, крадущегося прочь из дома.

На Хикараку опускалась ночь. Лиловые фонари, жемчужными бусами тянущиеся вдоль мостов и тротуаров, постепенно разгорались, но ближе к площади было еще темно: магазины закрывались рано, ставни были заперты.

Ивовая площадь покоилась в собственном сгустке тени, по которому тут и там проплывали, вспыхивая сине-зеленым, призрачные огоньки.

Каждый из этих материализовавшихся в воздухе комочков света был не больше яблока. Они выстроились в ровную череду голубых сияющих шариков вдоль тротуара, молча и по очереди подлетая к столу, за которым сидел офицер Онмёрё – со счетчиком и папкой.

Хайо наблюдала за тем, как огоньки по одному замирают перед офицером и терпеливо висят в воздухе, пока тот зачитывает вопросы. Ответов Хайо не слышала, но офицер кивал и делал записи, после чего огонек улетал на площадь, ближе к камню в ее центре.

– Живые сюда, мертвые туда, прошу! – услышала она знакомый голос. – Хайо-тян?

– Нагакумо-сан? – Перед Хайо, одетая в зеленую униформу, с виднеющейся у бедра рукоятью какого-то оружия, стояла ее хэнтё, Нагакумо Масу. Такую же униформу Хайо повсеместно видела у патрульных отрядов. – Вы еще и в полиции работаете?

– При свете дня. Ну и по особым случаям – при призрачном свете. Я прихожу на эти мероприятия, чтобы отыскать призраков, которые могут помочь с нерешенными вопросами. Порой они помнят такие обстоятельства, что могут выступать как свидетели по собственным же делам. Порой приводят нас к трупам, о которых мы даже не подозревали. – Нагакумо сдвинула повязку на лбу, чтобы получше рассмотреть Хатамото. – Я правильно понимаю, вы тоже пришли сюда за призраком, верно?

– Точно, – выпалил Хатамото.

– Становитесь в очередь для живых. Я скоро вернусь и помогу вам, – сказала Нагакумо и поспешила к стоящим посреди площади мужчине и женщине, которые размахивали дымящимися палочками благовоний, а вокруг них суетились призрачные огоньки.

На площади были люди. Каждый держал в руках благовония, целая коробка которых стояла на столе у офицера Онмёрё и за которые ему почему-то платили молодыми листьями или побегами бадьяна. На лицах этих людей мелькала печальная надежда, что один из призрачных огоньков их узнает и подлетит поближе. Тодомэгавы видно не было.

Хатамото подал офицеру веточку бадьяна. Он отломал ее на какой-то клумбе по дороге на фестиваль. Офицер записал их имена и имя того призрака, которого они надеялись отыскать, а затем подал им по палочке благовоний.

– Для чего нужны палочки? – спросила Хайо.

– Если вы позовете призрака, он вас услышит, даже если не прислушивается, – ответил офицер и поднес к палочкам зажигалку, быстро смахнув огонь, чтобы палочки тлели. – Разговаривайте тихо, не делайте резких движений. Тогда призраки быстрее вас найдут.

Нагакумо увидела, что Хайо и Хатамото как положено попали на площадь, и снова направилась к ним:

– Все в порядке?

Хайо бросила взгляд на Хатамото, который молча сложил на груди руки. Толку от него.

– Как мы поймем, что нужный нам призрак здесь?

– Легко. Видишь, от палочек идет дымок? – Нагакумо указала на полупрозрачную струйку дыма, вьющуюся с кончиков благовоний. – Прошепчи в этот дым нужное тебе имя, и, если призрак здесь, дым потянется в его сторону. Если он пожелает разговаривать – кончик палочки вспыхнет. В таком случае к тебе подойду я или другой сотрудник. Мы тут, – она приняла картинную позу, – профессионалы по воплощению духов. Меня же неспроста называют Специальным Констеблем Масу-Держи-Очевидца.

– Только ты себя так называешь, – встрял в разговор офицер Онмёрё.

– Мы одалживаем призракам свои тела, чтобы с ними можно было побеседовать, – продолжила Нагакумо. – Это возможно, пока горят благовония. Вас все устраивает?

– Да, спасибо, Нагакумо-сан.

– Кстати, недавно к нам заглядывала маленькая белая змейка. Она велела ждать вас и быть готовым прийти на помощь в случае чего. – Нагакумо серьезно посмотрела на Хайо и похлопала ее по плечу. – Будьте бдительны.

– Ямада-сан – покровитель местной полиции, – объяснил Хатамото, когда Нагакумо ушла помогать какой-то женщине – та призывно махала руками, а вокруг ее лодыжек крутился призрачный огонек. – Если она просит полицию о помощи, ей не отказывают.

Хайо поднесла дымящиеся благовония к губам. Дым защекотал ноздри. Она прошептала:

– Дзуньитиро Макуни.

Струйки дыма заколебались, сплелись в одну и потянулись к камню в центре площади. Сердце Хайо болезненно екнуло. Дух Дзуна был здесь.

– Идем к нему, – сказал Хатамото.

Они направились к валуну. Призрачные огоньки вились над верхушкой камня, окружая его сияющей снежной короной. Камень странным образом держал равновесие, несмотря на то что его вершина была шире основания. У подножия клубился туман, подсвеченный плотным скоплением жадных огоньков.

– Добрый вечер, Амэ-но-Иваба-но-Микото, – сказал Хатамото, низко кланяясь камню, вместилищу божественной сути. Валун опоясывала тонкая веревочка с деревянными украшениями. – И вам, Тодомэгава Даймёдзин.

Тодомэгава лежал под тяжелым валуном. Насколько Хайо видела, его руки, шея, бока, каждый участок кожи – кроме лица – был покрыт талисманами, блокирующими его божественную силу. Будь он человеком, уже бы погиб, раздавленный таким весом.

Тодомэгава приподнял руку и похлопал по камню.

– Не могла бы госпожа декламировать чуть тише? – Валун молчал, но Тодомэгава повторил громче: – Я спрашиваю, нельзя ли потише?

– А что она делает? – спросила Хайо.

– Амэ-но-Иваба-но-Микото в данный момент непрерывно декламирует полный свод правил допустимого божественного поведения с точки зрения безопасности людей, – с нескрываемым удовольствием ответил Хатамото. – И она будет делать это всю ночь, потом весь день, потом снова – без остановок, пока не кончится период дисциплинарного взыскания Тодомэгавы.

Тодомэгава зажмурился:

– Я даже собственные мысли не слышу.

– В этом и смысл, юный ручеек, – участливо отозвался Хатамото. – С одной стороны, это помогает тебе прочистить мозги, с другой – отвлекает от осознания того, что в данный момент твое человеческое тело раздавлено камнем. Ты бы предпочел, чтобы она… замолчала?

– Кто это с тобой, Ятцухата? – повернул голову Тодомэгава, ловко уходя от вопроса. – Огни перед глазами мельтешат, ничего не вижу.

– Это я, – отозвалась Хайо, опускаясь на колени.

– Хайо Хакай? – Тодомэгава, весь бледный, поднял на нее мутный взгляд. – Что ты здесь делаешь?

– Тебе больно? – Она задала этот вопрос, потому что увидела сияющую кровавую кашу в том месте, где валун вжимался в тело Тодомэгавы. Вокруг лужи клубился сонм огоньков, готовых, будь их воля, броситься в божественную кровь.

Ей не нравилась лежащая на его лице тень беспомощного смирения. Она видела похожее выражение на лицах своих односельчан прошлой зимой.

– Так и должно быть, – сквозь зубы ответил Тодомэгава. – Призраки слетаются именно на страдания бога.

– Физические и моральные, – любезно подсказал Хатамото. – Тодомэгава был человеком. Тело не забудет, как валун его чуть не уничтожил. И психологическое самоистязание некогда живой плоти – это довольно жестокое…

– Помолчи! – оборвала его Хайо. Хатамото буквально захлопнул рот. Она повернулась к Тодомэгаве. – Здесь призрак Дзуньитиро Макуни.

Он вытаращился:

– Я велел не искать его!

– Самостоятельно. Но ты здесь, значит, все в порядке? – сказала Хайо. – Я не упущу возможности поговорить с ним.

Тодомэгава сжал руку в кулак:

– Так ты пришла не ради моих страданий?

– С чего бы мне за этим приходить?

– Отвести душу. – Его голос дрогнул. – Ты же злишься на меня. Я отвечал за жизнь твоего друга Макуни и не смог помочь ему.

Хайо закрыла глаза, потом медленно открыла:

– Единственный, на кого может быть направлена моя ярость прежде всего, – тот, кто проклял Дзуна. А еще гнев, которым ты сам себя терзаешь.

Тодомэгава фыркнул и искоса зыркнул на нее:

– Призывай его. Он точно где-то рядом.

Вокруг них роились огоньки. Хайо взглянула на Хатамото: тот опять сложил руки и начал тихонько бормотать сутры. Вот уж правда бесполезный спутник.

Она поднесла благовония ближе к лицу и увидела, как вдоль палочек ползут тонкие огненные полоски.

– Дзуньитиро Макуни, – проговорила она прямо в дым и представила, как слова вплетаются