Однажды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

Скогсра может очень сильно подавлять, склонять ко всяким действиям – если захочет. Но если такую связь передавать по наследству, она слабеет. Видимо, поэтому Балам вырвался наружу. Превратился из дерева то ли в человека, то ли в животное. Мама была рядом со мной, когда почувствовала, что он освободился. И сразу же поехала сюда.

– А каким деревом он был? – спросила Марта.

– Ягодным тисом. Точь-в-точь как у нас за столовкой. И плоды, и кора, и листья тиса – всё ядом пропитано. Лизнёшь – через час умрёшь.

– Подходящее деревце. И что было дальше, ну, с твоей мамой?

Майка опустила глаза:

– Она доехала сюда и пропала. Понимаешь, у меня с мамой очень сильная связь. Ну, как тебе объяснить… у меня от макушки к её макушке тянется такая солнечная макаронина, что ли. И я всегда знаю, где она, а она – где я. А сейчас я не знаю. Ифрит что-то сделал с ней, и она пропала. Но не умерла – это я тоже знаю. Смерть бы я почувствовала, веришь?

Марта кивнула, но дотрагиваться до подруги побоялась: вдруг она решит ещё что ей показать, какие-нибудь ужасы. Для этого вечера одного телепатического «видео» ей достаточно.

– Мне… – Рыжая почесала в волосах, – пришлось немного одурманить папу… Я внушила ему, что мы с мамой отправились отдыхать на море, собрала вещи и поехала сюда. Ну, чтобы он не волновался. Он купил мне билет и посадил на поезд. Я же говорю, мы, если хотим, мы можем это… немного управлять людьми.

– Никогда со мной так не делай! – строго сказала Марта. Майя её не слушала:

– Я знала, где растёт тис. Я добралась до него ночью, но на месте дерева была воронка. Я попыталась включить все свои способности на полную мощность и пошла по следу. Я подумала, что, если найду ифрита, найду и маму. Ну, по крайней мере, смогу выяснить у него, где она…

– То есть ты рассчитывала, что выследишь его и он сядет чай с тобой пить? – Марта попыталась пошутить, но Рыжая не обратила на неё внимания и продолжала:

– Я же Таллемайя. Мама учила меня его запаху и повадкам. Думаю, никто, кроме меня, даже другие скогсры, не видел тех следов в лесу, по которым шла я. Я же чуяла его отметины на земле и ветках, шла по нюху, а когда совсем терялась, использовала наитие. А потом, на поляне, я увидела отсвет его магии. Думаю, что там он напал на Соню.

Марта ущипнула верхнюю губу.

– Ты думаешь, что он… убил Соню?

– Я так не думаю. – Рыжая посмотрела ей в глаза. – Марта, слышишь? Он напал на неё – да, скорее всего, забрал силы и где-то прячет… но она жива! Говорю ж тебе, я знаю, она мне снилась!

– Вот сейчас мне так хочется верить твоим снам!

– И дальше шлейф магии привёл меня к вашему лагерю, – закончила Майя. – Следы его потерялись. Я поняла, что Балам остался тут, обратившись в кого-то из людей. Бац – и на месте человека, которого ты знала много лет, уже ифрит. Так что он может быть кем угодно: Ребриковой, Лилькой Бессмертной, одной из близняшек Морозовых… В человеческой оболочке его очень сложно выследить. Запах меняется. Я думаю, он будет жить в «Агаресе» до тех пор, пока слаб, и питаться детской болью.

– Ты тоже осталась тут, чтобы выследить его и найти маму?

– Да. Одурманила ваших тренеров немного. Они теперь считают, что меня из Москвы прислали, из секции. А плавать, бегать и в теннис играть тут научилась. Помнишь, в первый день я ещё не умела? А потом ничего, пошло. Мы, скогсры, быстро учимся. Я на тебя смотрела и впитывала.

– Как ифрит – силы сосала?

– Нет. – Майка грустно улыбнулась. – Просто копировала тебя, да и всё. А вот нюх потеряла совсем. Видимо, чем Балам сильнее, тем его сложнее вычислить. У него защита растёт. Я сначала Пашулю вашего подозревала. Потом Андреича, потом садовника… а потом запуталась.

Они помолчали. Марте было ясно, что маму Рыжая тоже пока не нашла. Но она всё равно спросила:

– А мама твоя? Ты думаешь, она тоже тут, в лагере?

– Не знаю, – еле слышно ответила Майка. – Он может… держать её где-то и мстить, понимаешь? Мучить. Может, он их вместе с Соней где-то спрятал. – Она судорожно вздохнула и, чтобы не расплакаться, посмотрела на потолок.

4

Девочки заскользили по стенке коридора. Как тени. Бесшумная и ловкая, Марта ударилась лбом в живот Яртышникову. Они стояли напротив двери палаты номер три и рассматривали друг друга. Под дверью горела полоска света. За дверью стоял вой и топот. Мишаевы пели и танцевали назло судьбе. «Стучи!» – одними губами приказал ей Яртышников.

Чувствуя себя предателем, Марта стукнула в дверь. Звуки стихли. Раздался настороженный Лизин голос:

– Кто там?

Марта умоляюще посмотрела на Яртышникова. Он опять прошептал: «Меня нет!»

– Мы, – пропищала Марта. Она не могла сообразить, что делать – присвистнуть, что ли, чтобы хотя бы в кровати залезть догадались.

– Мы, мы, Василий Викторович. – Лизка прокручивала ключ. – Щаз вот открою, а он стоит там, караулит.

Осветился прямоугольник двери. Лиза прыгнула в свою кровать. Та по инерции ударилась о тумбочку. На пол медленно падал фантик от «Сникерса». Тинка уже усердно делала вид, что спит.

Яртышников подошёл и сорвал с них одеяла: обе были одеты.

– Вот как есть, все четверо марш на улицу – и десять кругов, – сказал он.

«На дискотеке музыка играла», а девочки бегали вокруг неё кросс. Яртышников на лавочке сидел. Вскоре их приметили, в окна повылезали. Кто смеялся, а кто жалел. А Холмов, Сухофруктов, Беспалов и Боякин, у которых тоже был секретный ключ от их палаты, мелкими перебежками, по кустам, по кустам, вернулись к себе.

5

Он вошёл в актовый зал главного корпуса, встал у стены и наслаждался: здесь постоянно что-то случалось. Синхронистка подвернула ногу – порция сладостной боли, небольшой десерт. Кто-то кого-то случайно ударил локтем в живот, отдавил пальцы, вот тот белобрысый велосипедист споткнулся о порог и влетел в танцующую толпу – четыре ушибленных бока, пять затылков и пара носов.

Но этого было мало. Он хотел больше. Набранной у детей силы хватало ему на несколько дней, а ведь надо было ещё делиться со слугой. Потом сила заканчивалась. Он снова чувствовал себя жалким и слабым. Прошлой ночью пришлось превратиться в кипарис, чтобы отдохнуть. Это было опасно: найди его в таком виде кто-нибудь из врагов, его снова могли