Эвис: Повелитель Ненастья - Василий Горъ

меня мир обретал глубину, объем и цвет. Мало того, стоило мне вернуть умение переводить взгляд с отдаленных предметов на те, которые совсем рядом, как перед внутренним взором что-то вспыхнуло, и я прозрел. То есть, увидел такими, какими они есть на самом деле, и слегка встревоженную Вэйльку, и спальню. Хотя нет, не такими же — зрение стало заметно острее, чем раньше, при желании сосредоточиться на чем-то одном предмет словно немножечко приближался, а края поля зрения чуть-чуть размывались! При этом головокружение практически прошло. Тошнота и дрожь — тоже. Зато голод стал таким сильным, что моментами лишал возможности нормально соображать. Поэтому, услышав в малой гостиной шорох ковра и унюхав сводящий с ума запах вареного мяса, я рванулся к краю кровати и… понял, что разучился не только нормально смотреть, но и управлять собственным телом!!!

Само собой, расстроился не на шутку, ибо сразу же вспомнил о дежурстве. И почувствовал ласковое прикосновение к плечу:

— Все придет в норму меньше, чем за стражу! Главное не торопиться!

Я вздохнул, затем наткнулся взглядом на блюдо с мясом, которое несла мне полностью одетая Найта, и на какое-то время выпал из реальности…

…Для того чтобы вернуть себе способность нормально двигаться, потребовалось стражи полторы, проведенной в самой странной тренировке из всех, которые мне когда-либо устраивали. Сначала я пробовал сгибать и разгибать каждый палец по отдельности. Затем сжимал их в кулак, поднимал и опускал кисть, крутил предплечьями и так далее. Чуть позже, когда начали слушаться руки, так же добросовестно занимался ногами. Потом смог сесть, встать, сделать первый шаг. Конечно же, не без поддержки Дарующих. Справившись с головокружением, пересек комнату по прямой. Чуть не упал при попытке повернуться направо. Присел. Сделал первый выпад и первый кувырок.

Вскоре стало понятно, что для возвращения уже имеющихся навыков сознанию требовалось от трех до пятнадцати повторений одного и того же движения. Причем, если первые получались «со скрипом», то последние радовали непривычной легкостью и странным ощущением, которое Вэйлька назвала «прорастанием движения в душу»: вбитые в ноги перемещения, удары и целые связки выполнялись так, как будто я ими жил с самого рождения! Поэтому незадолго перед рассветом, когда ко мне вернулась не только способность двигаться, но и внутренний взор с умением слышать, я доел третью тарелку мяса и захотел попробовать себя в поединке.

Услышав это предложение, Вэйлька заулыбалась. А Найта, невесть в который раз за ночь покраснев до корней волос, тихонько попросила:

— Нейл, пожалуйста, попробуй что-нибудь сделать со своим голосом, а то этот тембр сводит меня с ума!

Держа данное слово, она не позволила себе закрыться даже в этот момент. Поэтому я, услышав, что с ней творится, дал женщине ощутить, что чувствую вину, и пообещал, что попробую что-нибудь сделать. Затем закрыл глаза, внимательно оглядел себя внутренним взором, а где-то через треть кольца вдруг понял, что родовыми цветами — черным с серебром — «окрашено» мое горло.

Для того чтобы убрать этот «цвет», потребовалось просто захотеть. И я, не на шутку обрадовавшись, смог нормально извиниться:

— Прости, я не хотел! Голос стал таким сам собой…

— А повторить сможешь? — заинтересованно спросила Вэйлька.

— Да, смогу. Только зачем? — вернув и убрав «серебро», буркнул я. — Ни одна женщина на свете не сравнится с теми, которые у меня уже есть. А соблазнять, кого попало, не в моем характере…

…Бой против двух Дарующих, работавших на пределе своих возможностей, быстро превратился во что-то, похожее на танец: они наносили выверенные, точные, согласованные и невероятно быстрые удары по разным уровням, а я чувствовал каждую атаку еще до ее начала по переносу веса, повороту корпуса или изменению положения ног. А еще во время этого безумия успевал увидеть куда больше, чем раньше. Поэтому с легкостью проскальзывал между деревянными клинками, притирался к своим красавицам или легкими касаниями ладоней подправлял их движения так, как мне требовалось.

Потом Вэйлька всплеском эмоций разбудила и позвала Майру, и рисунок танца стал намного насыщеннее, плотнее и красивее: две обнаженные фурии с распущенными волосами и одна одетая рвали воздух тренировочными ножами. А я то уходил к земле, то вспухал, то влипал в чью-нибудь душу и жалил прикосновениями пальцев. Что самое интересное, в течение этого боя мои соперницы несколько раз меняли его рисунок. Сначала вела Вэйлька, пытаясь проверить в бою все свои идеи. Потом как-то уж очень легко и естественно передала управление «сестричке». А последнее кольцо каждая из троицы сражалась самостоятельно. Причем все, включая Майру, прекрасно чувствовали себя, работая на предельно коротких расстояниях. А еще они, не задумываясь, использовали связки из «Кровавой Дорожки» и «Жалящего Аспида» там, где появлялась возможность. И так правильно и чисто, что захватывало дух!

Потом за окном начало светлеть, и я, вспомнив о том, что пятидневное дежурство еще не закончилось, заставил себя разорвать дистанцию и подать команду к прекращению поединка. А когда раскрасневшиеся женщины нехотя опустили деревянное оружие, сгреб в охапку всех трех:

— Этот бой был самым красивым и сложным из всех, которые я когда-либо проводил. Спасибо, вы были великолепны!

— А почему «были»? — притворно обиделась Вэйлька и смешно выпятила нижнюю губу.

— Потому, что грядет что-то непонятное. А две из пяти ар Эвис еще не изменились…

[1] Щит — медная монета. По размерам самая крупная из имеющихся в ходу.

[2] Авада — торренский стилет в виде ажурной женской заколки.

[3] Дайра — струнный музыкальный инструмент, что-то среднее между мандолиной и гитарой. Используется дворянами для аккомпанемента серенадам.

[4] Имеется в виду золотой ключ, который старшая жена рода должна носить на поясе.

[5] Оборвать нить — совершить нечто предосудительное, после чего благородного изгоняют из рода.

[6] Лилия — местное название наложниц. Как правило, ими бывают либо благородные из разорившихся родов, либо очень красивые девушки из купеческого сословия. Уход в лилии обществом не порицается, ибо считается вполне допустимым способом выживания. Но при этом лилии практически бесправны, и считаются вещью, и душой, и телом принадлежащей хозяину.

[7] Столики на колесиках — наследие Ушедших.

Глава 6

Третий день третьей десятины второго месяца зимы.

На остров получилось перейти только к полудню, так с рассвета и до конца второй стражи мы приводили в себя Тину — она, последняя из «пятерки великолепных» перенесла новое изменение ничуть не легче, чем я. А когда оклемалась, мы начали испытывать ее на излом в