Хозяин облачного трона - Алексис Опсокополос

— Если завтра до полудня ваш представитель не прибудет в имение барона, это будет приравнено к измене Императору, потому что, организовывая дежурства у разлома, барон исполняет приказ его величества! — произнёс Фиркан. — Я думаю, вам не надо напоминать, господин Торлин, как карается измена Императору!

Я смотрел на это всё и чувствовал, как у меня внутри закипает злость. Пусть Торлин Оливар и не был моим настоящим отцом, но он был хорошим человеком, и смотреть на то, как ему приходится униженно оправдываться перед этим лощёным хмырём, было выше моих сил. А хмырь ещё и смел насмехаться. Захотелось подойти и переломать этому выродку ноги, чтобы больше никогда не ухмылялся. Или использовать уже наработанный приём — представить, как вырываю ему сердце.

Но всё же я заставил себя сдержаться. Невероятным усилием, но заставил. Пока что. А отец снова вздохнул и пробормотал:

— Некого мне посылать… Некого.

На морду Фиркана снова вернулась его мерзкая ухмылка, и он произнёс:

— Так воспользуйтесь услугами наёмника. Или у вас нет на это денег, господин Торлин? Тогда у вас остаётся только одна возможность решить вашу проблему — обратиться за помощью к сыну барона. Думаю, Граст вам поможет.

— Завтра утром я поеду к барону и поговорю с ним, — сказал отец, проигнорировав последние слова хлыща. — Думаю, я смогу ему всё объяснить, и он войдёт в моё положение.

— Не войдёт. Вы лишь зря потеряете время. Единственный, кто сможет вам помочь — Граст. Вы знаете, что надо делать, господин Торлин.

— Нет! — со злостью ответил отец. — Я никогда не обращусь к нему! И не смей больше при мне упоминать его имя!

— Как знаете, господин Торлин, как знаете.

Сказав это, Фиркан подошёл к карете, поставил ногу на подножку, однако садиться внутрь не спешил. Он повернул голову, бросил на отца презрительный взгляд и с напускным участием сказал:

— И хоть какое-то освещение сделайте, господин Оливар. А то дороги у вас такие, что я боюсь, колесо кареты в яму угодит.

Хлыщ говорил это, получая удовольствие от каждого слова, наслаждаясь возможностью посмеяться над нашим положением. Скользкая ухмылка не сходила с его неприятной рожи.

Я почувствовал, как внутри у меня всё сжимается от злости. Дико захотелось использовать магию, раз уж она была мне доступна — внушить этому недоумку что-нибудь жуткое, заставить его орать от ужаса, чтобы он перестал собой любоваться и издеваться над моим отцом. С невероятным трудом я сдержался, чтобы не провернуть трюк с сердцем, но одна идея в голову всё же пришла — вполне безобидная.

В памяти Ари всплыло простейшее заклятие — «светлячок». Всего лишь крошечная искорка со слабым хлопком. Игрушка для первокурсников. Я сосредоточился и почти неслышным шёпотом принялся начитывать слова заклинания. Но едва они сорвались с языка, я ощутил, что всё пошло не так.

Моё тело напряглось, сердце бухнуло в груди так, что отдало в виски, руки заломило жаром, и какая-то чужая сила овладела мной и заставила вложить в заклинание куда больше энергии, чем я хотел. И вместо небольшого «светлячка», задачей которого было лишь напомнить хлыщу, что он имеет дело с будущим боевым магом, в полуметре от лица Фиркана рвануло по-взрослому.

Ярчайшая вспышка ослепила на миг даже меня, а хлопок получился таким громким, что заложило уши. И я сразу понял: здесь не обошлось без участия Хранта. Ну или это тело, усиленное мощью четырёх сущностей, теперь настолько напитано силой, что даже простое заклятие выходит в разы мощнее.

Так или иначе, лошади заржали и рванули прочь, уносясь галопом. Фиркан не удержался и грохнулся с подножки прямо в дорожную пыль. Он сел на землю, вытаращил глаза и какое-то время не мог даже слова вымолвить от страха. Его нарядный камзол покрыла серая грязная пыль, а лицо исказилось гримасой ужаса. А от его улыбки, разумеется, не осталось и следа.

Над дорогой, там, где рванул мой «мегасветлячок», повисла огромная область сияния. Оно заливало всё вокруг ярким светом, почти как днём. И в этом свете отчётливо можно было разглядеть посланника барона: униженного, перепачканного и побелевшего от страха.

— Теперь хорошо видно? — спросил я, усмехнувшись. — Все ямы разглядеть можно?

Фиркан дёрнулся, будто его ударили. Он вскочил, лицо его перекосилось от злости.

— Я этого не забуду! — процедил хлыщ сквозь зубы, отряхивая пыль с камзола.

После этого он побежал к карете, что остановилась неподалёку. Кучеру с трудом удалось справиться с лошадьми, и теперь они недовольно фыркали и били копытами.

— Осторожнее! — крикнул я. — Смотри под ноги, а то тут ямы везде!

Фиркан не обернулся, он быстро залез в карету и захлопнул дверцу. Кучер хлестнул коней, и экипаж, громыхая колёсами, покатил прочь. Я проводил его взглядом и, не удержавшись, рассмеялся. Весело получилось. Но, похоже, отца я подвёл.

— Прости, — сказал я, повернувшись к нему.

Однако отец не выглядел сильно расстроенным. Он усмехнулся и произнёс:

— Сидящий в пыли испуганный Фиркан — самое приятное, что я видел за последнее время. Пойдём, мать явно нас уже заждалась.

— Погоди, — сказал я. — Расскажи мне, что это ещё за дежурства такие? И что всё-таки случилось с Эрлонтом?

Отец не спешил отвечать. Он тяжело вздохнул, и в этом вздохе чувствовалась невероятная усталость. Ему очень не хотелось начинать неприятный разговор.

— Давай вернёмся к ужину, — предложил он после небольшой паузы. — Мать, наверное, уже переживает.

— Нет, — ответил я. — Расскажи мне, что у вас здесь происходит.

Отец ещё немного помолчал и нехотя заговорил:

— Ты должен был слышать о разломах.

— Я о них слышал, — перебил я. — Про разломы нам рассказывали в академии. Но что ещё за дежурства? Почему этой проблемой не занимается Императорская гвардия?

— Гвардия уничтожает тварей, что выходят из разлома, — сказал отец. — Но первый удар всегда принимают на себя те, кто стоит на дежурстве.

— А нам в академии говорили, что всем занимаются гвардейцы.

— В академии много чего говорят, только вот в реальности ситуация немного другая. Хотя, конечно, в имперских землях не всё так плохо. Там гвардия действительно справляется сама, там не приходится дежурить у разломов простым людям и даже дворянам.

Отец снова вздохнул, посмотрел в сторону дороги, туда, где недавно исчезла карета Фиркана,