Однажды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

сорвалась с замызганного насеста, расправила крылья, которые оказались в полтора раза больше её самой, и спикировала на девочку. Марта закрыла лицо руками. Фур-Фур ловко схватил Петю за клюв.

– Быстрый и ребристый, – с гордостью сказал он. – Ладно, идите, вы его волнуете. К Свете он уже попривык, а вы… Всё-таки хищник, против природы не попрёшь.

4

«Сникерс» они принесли в палату. За неимением стола положили на подоконник. Кровать Пролетовой оказалась к нему самой близкой. Набились на неё.

– Большой размер, – сказала Лизка.

– Они все такие, ты чё, – засомневалась Марта.

– Не-не, Мартынуль, сейчас начали выпускать большие, говорю тебе. Этот большой.

– Веснова, твоя заботливая бабушка положила тебе с собой ножик? – спросила Тинка.

– Только пластмассовый, должен быть где-то там. Сейчас поищу.

Марта распотрошила сумку. За смятой одеждой на розовое покрывало вылетели фантики и мусор.

– Вот, – торжествовала она. Одноразовые нож, ложка и вилка были запечатаны в пакетике «Аэрофлот» вместе с солью и сахаром. Лизка вскрыла его зубами.

– Мне кажется, я сладкое последний раз ела до нашей эры, – сказала Мишаева, – столовские пирожки с повидлом не в счёт, у них тесто из цемента.

– Ага, и в животе потом – бетономешалка, – подтвердила Пролетова.

– Их только Ребрикова и ест, – согласилась Тинка, – ей вообще в «Агаресе» лафа[31] по сравнению с домом-то.

– Да и с Фур-Фуром они корефаны[32]. – Майка с Мартой переглянулись.

Тёмно-коричневый батончик лежал перед ними на разорванной обёртке. Марта пальцами отмерила расстояние, осторожно пометила ножиком зарубки – набросок для предстоящего дележа.

– Четыре части, – сказала она. – Посмотрите, нормалёк?

Лизка наклонила голову так, чтобы глаза были вровень с подоконником.

– Вот этот зарубочек подвинь чуток влево, – скомандовала она.

– Надо было сначала пополам, а потом половины ещё раз пополам, – ворчала Тинка.

Все смотрели, как Марта режет. На ноже оставалась шоколадная крошка, ореховые песчинки, карамель. «Сникерс» стал похож на рисунок Земли в разрезе в учебнике по географии: кора, мантия, жидкое ядро.

5

На следующий день за обедом Марта решила повторить свой хлебный розыгрыш. Но обнаружила, что все куски, которые лежали в хлебнице с её стороны, кто-то уже наперчил. Она не растерялась, насолила два ломтя и положила их так, что сразу схватить хотелось.

Мишаевы снова попались.

С этих пор у них вошло в добрую привычку перед приёмом пищи переворачивать все куски хлеба – проверять на съедобность. И даже после того, как от их войны пострадала неповинная Майка и они договорились о перемирии, пересоленные и переперченные куски появлялись в хлебнице очень часто.

– Полтергейст, Мартыш, – предполагала Лизка, щуря свои хитрые глаза. У Мишаевой-младшей был такой курносый нос, что казалось, она всё время над тобой смеётся.

Постепенно война сошла на нет. Марта потеряла бдительность. Половину куска себе в рот засунула, откусила и только после этого заметила, что никто ложками по тарелкам не стучит, а Мишаевы странно смотрят.

Во рту вспыхнул пожар. Запивать нельзя – будет хуже, только заесть. Схватила второй кусок. Он оказался таким солёным, что захотелось его сразу выплюнуть. Но не в столовой же. Она проглотила. Из глаз полились слёзы. Марта рот открыла и начала мелко-мелко дышать, тушить огонь.

– Вот теперь мы квиты, – сказала Лизка.

Глава 7

Зейнеп

1

– …сунули в деревянный ковчег, закрыли его заклятьями, бросили в пещеру на дне моря, морскими существами вырытую. И остыл, умолк Жы-ж – всё может пожрать огонь, а воду не может. Давит её толща на свод ковчега, держит в плену. Бросился к морю Урса, огромный медведь, опустил голову. Начал пить воду, чтобы осушить море. Но много горя принёс Жы-ж: шептали морские и лесные духи вокруг Урсы, остановилось его огненное сердце. Окаменел медведь, превратился в гору, и стоит теперь на берегу Аю-Даг, веками украшая крымский пейзаж. – Старик на площади завершил свой рассказ.

Люди посидели немного не двигаясь, потом молча начали вставать, потягиваться, тихо переговариваться и кидать монеты в его тарелку.

В лагере был выходной, и ребят с Ниной Павловной и Константином Андреевичем отправили на морскую прогулку. Замызганная шхуна стартовала из Гурзуфа. Марту на ней укачало. Единственной радостью было то, что Яртышников забыл о своём обещании отменить свободное время в городе и ребятам дали их законный час.

Ниночка и Андреевич оказались не такими нервными, как библиотекарша, и, сказав детям, что ждут их в восемнадцать ноль-ноль у автобуса, преспокойненько пошли в ресторан на набережной. А Марта уговорила Пролетову пойти на Пятачок. Она была уверена, что старик и в этот раз будет там.

– Может быть, он что расскажет про мальчика и его пропавших родителей, – объяснила она Рыжей. – Лицо у него такое, всезнающее.

И вот теперь они будто увидели гигантского медведя, который хотел испить море и превратился в гору от колдовства лесных ведьм.

Люди расходились. Старик заметил их. Посмотрел на побледневшую Пролетову. Спросил:

– Что надо, девочки?

Марта дёргала верхнюю губу:

– Дедушка. У нас Соня пропала. И родители одного мальчика. Может, ты знаешь что? Ты всё знаешь.

– Где случилось это? – спросил нищий.

– Возле лагеря «Агарес», если от него к горам пешком идти. Там одна тропинка. Идёшь, идёшь, и тут поляна с цветами, а рядом детская площадка заброшенная, – ответила Марта.

Старик протянул ей коричневую руку и сказал:

– Ахвал. Вас нарекли как?

– Марта, – представилась девочка, и старик пожал её руку, а потом повернулся к Пролетовой.

– Майя, – сказала Рыжая, глядя ему в глаза.

Старик пожевал губы. Наконец произнёс:

– Идёмте.

От Пятачка они свернули вправо, и город с торчащей над ним горой завалился набок. Они шли по мощёным улочкам мимо старых домов. Первые этажи были ýже вторых – те нависали над улицей деревянными верандами, едва не стукаясь друг об друга окнами. Они повернули, поднялись по каменным ступеням и продолжили идти вверх – мимо закруглённой вывески «Ателье», горящей, как фонарь, мимо дома с подбитой жестью террасой, мимо сломанных ворот с проросшими между копьями ограды молодыми деревьями. Марта поглядывала на часы и волновалась. Когда они свернули в очередной раз, она шепнула Пролетовой:

– Сорок пять минут до отхода автобуса.

– Не волнуйся, – ответила та, – мы всё успеем. Нам надо, куда он нас ведёт.

Марта удивлённо посмотрела на подругу, но промолчала. Рыжая топала за стариком твердокаменной поступью.

2

Двор, в который они вошли, был одним из последних в городе – за ним ступенями поднимались в горы виноградники. Одноэтажный дом лежал на