Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

ученики, получающие знания под руководством наставника. Вода, пробегая сквозь их руки, превращается в кровь, пыль – в воздух. Может быть, ему просто нужно было… попросить… и веревки превратились бы в ветер и небытие.

– Нам нужно перестать думать, что есть какие-то правила, – говорит он.

– Эти люди – вконец ненормальные, и я хочу обратно свою одежду, – говорит Доджер.

– Согласен, – говорит Роджер. – Выход здесь. Пойдем.

Они быстро пересекают комнату. Идти, не глядя друг на друга, удивительно легко – они просто моргают по очереди, и это позволяет им оставаться в настоящем, не рискуя увидеть то, чего видеть не следует.

Когда они уже почти доходят до двери, та вдруг открывается, пропуская Ли Барроу: у нее в руках хирургическая пила, на лице – оскал скелета.

– Вы куда-то собрались? – спрашивает она олеандрово-медовым голосом, в котором слышны отголоски самых ядовитых стихов, которые когда-либо знал этот мир. – Ложитесь. Если ляжете, будет не так больно.

Доджер отрывается от брата. Доджер, которая всегда жила так, словно шла в атаку, которая в каждой возможности видела шанс побороться за доминирование и победить. Она врезается плечом в грудь Ли, и обе падают на пол, превращаясь в копошащуюся груду конечностей, в том числе смертоносных: Ли размахивает пилой, пытаясь достать Доджер и не порезаться самой.

– Хватит! – кричит Роджер, но сам не верит, что это сработает, не здесь, не на этой женщине, которая всегда была чудовищем в глубине его сознания – с самого рождения, с тех пор как пришла в его дом и угрожала всему, что его тогда окружало. Он не верит, что это сработает, он все еще сживается со своей оболочкой, и перед лицом его сомнения ничего не происходит. Ли продолжает двигаться. Доджер, на которую не распространялась его команда, продолжает бороться.

– Беги! – кричит Доджер.

Он знает, что она не просит бросить ее, эта просьба, высказанная здесь и сейчас, – это крик о помощи: он должен найти способ спасти их обоих. Он колеблется достаточно долго, чтобы Ли успела пустить первую кровь, а затем бежит вглубь молчаливого комплекса в поисках ответов.

Здесь все незнакомо. И все знакомо. Дежавю, определившее всю его жизнь, преследует его в каждом коридоре, даже там, куда точно не принесли бы младенца. Он уже видел это место в других временных линиях, во время других попыток проявиться. Сколько же раз они якобы «побеждали», только чтобы последовать за Эрин в этот мрак и умереть здесь, в нескольких милях под полями золотой кукурузы?..

И тут кто-то выбегает прямо на него, и он успевает затормозить за пару секунд до столкновения с девочкой-подростком с волосами такого удивительного оттенка, что создается впечатление, что она просто выросла из кукурузы. Поняв, что он голый, она издает тонкий писк, ее щеки загораются красным, и она пытается юркнуть мимо него. Но он успевает схватить ее за руку.

– Кто ты? – требовательно спрашивает он.

– Кимберли, – отвечает она. – Пожалуйста. Мне нужно найти брата.

Ну конечно.

– Его зовут Тимоти, да?

Она удивленно распахивает глаза и кивает.

– Я Роджер. Моя сестра, Доджер, сражается с женщиной, которую мы считали мертвой. Мне нужно остановить эту женщину. Можешь мне помочь?

Широко раскрытые глаза смотрят настороженно.

– Ты – это они. Те, кто украл Доктрину.

– Нет, солнышко, мы не крали. Мы ее заслужили, и мы хотим вас спасти. Конечно, если ты не хочешь всю жизнь провести вот так. – Он обводит свободной рукой мрачный коридор. – Если мы уберемся отсюда, то и вы с нами. Вы просто дети. Вы заслуживаете шанса стать чем-то бóльшим, чем все на свете.

– Та женщина сказала то же самое, а потом украла мою свечу.

Та женщина…

– Ты видела Эрин? Ты дала ей Руку славы?

Господи, когда только все это обрело смысл? Когда из этого стал строиться обычный разговор посреди белого дня?

Кимберли напряженно кивает. Роджер вздыхает.

– Ладно. Эрин… сделает то, что сделает Эрин. А сейчас нам очень нужно спасти мою сестру. Можешь мне помочь?

– Мистер Рид говорит, что, когда мы станем Доктриной, мы не будем нуждаться ни в чьей помощи.

– Мистер Рид ошибается, – говорит Роджер. – Вам всегда будет кто-то нужен. Пожалуйста. Позволь мне быть тем, кому ты нужна сейчас.

– Ладно, – шепчет она.

Он ее отпускает. Она протягивает ему ладонь, и он берет ее, слегка вздрогнув от небольшого разряда, пробежавшего между ними. Это не то же самое, что пространство, возникающее между ним и Доджер, но этого достаточно, чтобы знать, что эта девочка – такая же, как они; она и ее брат – оба такие же, и их следует защищать любой ценой.

– Кажется, моя семья только что стала немного больше, – говорит он и позволяет ей вести себя в темноту.

Немного погодя они переходят на бег.

Доджер и Ли катаются по полу почти с минуту, когда хирургическая пила прочерчивает яркую кровоточащую полосу по спине Доджер, и та, вырвавшись, отступает на безопасное расстояние.

Ли смеется – она в восторге от этого захватывающего нарушения первоначального плана.

– Ах, кукушечка, ты такое чудо, такое наслаждение и такая досада, – говорит она, перекладывая пилу в другую руку. Капля крови падает ей на запястье. Она подносит руку ко рту, проводит языком и улыбается. – Разбирать тебя на части будет сплошным удовольствием.

– Держись от меня подальше.

Доджер продолжает отступать. Ей нужно время сделать расчеты, время обнаружить числа, которые ее освободят. Роджер говорит, что нужно забыть о правилах, но именно правила заставляют числа работать. Так что правила всегда останутся при ней. Возможно, это к лучшему. Без них она бы перекроила все на свете, лишь бы Роджер был счастлив.

Вдоль стен расположено алхимическое оборудование, которое они не заметили в спешке. Длинные столы, заставленные склянками и мензурками, различными инструментами алхимического ремесла. Но ножей нет. Нет подходящих ножовок или топоров. Она хватает несколько склянок и, прижимая их к груди, продолжает пятиться. Ли продолжает наступать, и Доджер, с неосознанной легкостью рассчитав траекторию, швыряет в нее склянки. Они бьют Ли по груди и плечам и разбиваются, но Ли только громче смеется.

– В самом деле? Вот как ты со мной дерешься? Бьешь посуду и веришь, что добро победит? Эта история никогда не была про добро и зло. Она про силу и власть. Про тех, кто ими обладает, а кто нет. Кто знает, как ими пользоваться. Прямо сейчас ты обладаешь такой силой, о которой только можно мечтать, но не знаешь, что с ней делать. Есть тысячи способов, как Доктрина могла