И возродятся боги - Наталья Способина

было, но нашел я тех, кто не побоялся о моем похищении вспомнить. Так-то на всех немота нападает, стоит о той поре заговорить. А вот кормилица Желанина поведала, что как матушка разума лишилась после моего увечья, так при ней девка дворовая дни напролет сидела. И легче матушке от того становилось. А потом и вовсе она почти оправилась. Только странное в ней появилось: сады заморские стала разбивать, все про непонятное твердить. А девка та пропала. А после ее, говорят, в Ждани видели. У повитухи жила. А потом, как Ждань сгорела, в Свири она дом свой нашла.

– У повитухи? – воскликнула я. – Найдена… моя мать жила у повитухи в Ждани.

– Потому и рассказываю. Из тех крох, что узнать удалось, выходит странное. Девку эту в княжеский двор Будимир привел. Жила она там, дичилась всех. А потом за больной княгиней ходила. Все шептала ей что-то.

– Но Найдена была немая, – с сомнением произнесла я.

– Как видно, не немая, до поры. А потом случилось что-то. Ты меня только за пустомелю не держи, – неожиданно сказал Миролюб и, помявшись, выпалил: – Они будто разумами с матушкой спутались. У той сады заморские появились, а Найдена вдруг стала в лес ходить, деревья слушать. Кормилица сказывала, матушка так раньше любила делать, до болезни.

Некоторое время я смотрела на Миролюба. Он хмурился, явно ожидая, что я не поверю, но у меня не было причин сомневаться. Слишком многому в этой истории я не верила, а оно в итоге оказалось правдой.

– Думаешь, Будимир что-то с ними обеими сделал?

Княжич пожал плечами, глядя мне в глаза, а потом медленно произнес:

– Может, он ничего и не делал, да только зачем ему дочь от моей матери нужна была?

– Так Желана тоже, как… мы?

Он помотал головой.

– Коль что в ней и есть, то никак себя не показывает. Желана живет как все. Ничего странного я за ней не заметил. Мужа обихаживает, хозяйство ведет. Детей только боги им давать не спешат.

Некоторое время мы молчали. Миролюб разглядывал сад, а я – его. Он все же немного изменился. Добавилось морщин, и на подбородке появился новый шрам. Рассказанное им пока не укладывалось в голове, но в его присутствии я чувствовала себя неожиданно спокойно и уютно. Он будто привез с собой частичку тепла из Свири.

– А как Радим со Златой?

На его лице мелькнула усталая улыбка.

– Златка как наседка. Бедному мальцу продыху не дает. Ему уже шесть весен, а она ему едва сопли до сих пор не подтирает.

Я улыбнулась, а Миролюб философски заметил:

– Выстраданное дитя.

– А Радим?

– Радим все так же город держит. Видела бы ты, с какой радостью он Деву отдавал. Чуть лодью мою не целовал, – Миролюб рассмеялся. – Говорит, лучше уж в каждом бою стрелы ловить, чем такое у себя под боком иметь.

– Его ведь теперь никто хранить не будет, – вырвалось у меня.

– Зато он жить сможет без страха, ясно солнышко. Боги милостивы, авось и некому больше тех стрел пустить будет. Дева теперь здесь, как Сумиран и хотел. Так что в Свири кварам делать больше нечего.

– А как Добронега?

– Ты такая… живая, – вдруг произнес Миролюб. – Мир гибнет, а ты о малостях спрашиваешь.

– Просто мой мир меньше, чем ваш.

Он покачал головой и снова улыбнулся.

– Добронега в столице долго при Златке и Ратиборке была, а после они вместе в Свирь отправились. Князь ее удерживал как мог, да только она все домой рвалась, к Радиму. По тебе горевала сильно. Златке вообще долго не говорили. Только в Свири, верно, и сказали.

Мысль о том, сколько боли принесло мое исчезновение семье Радима, отозвалась болью во мне самой. И хоть от меня ничего не зависело, я все равно чувствовала себя виноватой в том, что им пришлось пережить.

– Миролюб, а можно спросить?

Он широко улыбнулся:

– Нешто тебе можно не разрешить? Все одно же спросишь.

Я повела плечом и честно предупредила:

– Вопрос будет неприятный.

Он, посерьезнев, кивнул.

– Чего ты хочешь теперь? В конце всего этого. В прошлый раз… – Я запнулась, потому что поняла, что наш последний разговор происходил при весьма неловких обстоятельствах: Миролюб собирался меня убить. – Тогда ты говорил, что это все ради власти.

Княжич поудобнее устроился у стены и посмотрел вверх, словно мог видеть небо сквозь крышу террасы.

– Власть теряет смысл, если властвовать ты будешь на руинах.

– Да уж, – зябко поежилась я и после паузы спросила: – А ты… жалел, что убил Всемилу?

Он нахмурился и несколько секунд смотрел на меня так, что я решила – не ответит, однако он вдруг невесело усмехнулся и сказал:

– А ты мастерица по больному… Тогда я не видел иного пути. Это после уже понял, что Будимир так хотел этого брака, чтобы родился нужный ребенок. Но, позволь я случиться тому, что он задумал, сейчас своего сына на расправу бы отдавал. Стоило ли это жизни Всемилы? Решай сама. Тогда ее смерть была лучшим выходом. А потом… глянул я на то, как осунулась Добронега, узнав о твоей гибели, да как от Златки это скрывали… Изнутри-то оно совсем по-иному выглядит. Но я не жалею, ясно солнышко. Коль я буду о каждом шаге своем жалеть, никуда вовек не приду. Не ступи я на тот путь, кто знает, сколько за это время жизней прахом бы пошло.

Я кивнула, понимая, что не могу принять позицию Миролюба, но могу уважать его за честность перед самим собой.

– А я тоже спросить хотел. Мне привиделось или сын хванца не знает, кто его отец?

– Не привиделось, – призналась я.

– Но почему? – на лице Миролюба читалось искреннее удивление.

– Не было случая сказать. Сначала Альгидрас меня взбесил своими недомолвками, а потом…

– Ясно солнышко, я понимаю, что я не тот, кому ты поверишь, но, скажи он правду, твой сын бы погиб.

– Да я понимаю, но я ведь не знала об этом. Так глупо столько времени потеряли.

– Ну так не теряй его больше. Пойди и скажи сыну, кто его отец. А то не сегодня-завтра остров уйдет под воду вместе с нами, будешь потом слезы лить, – оптимистично закончил Миролюб.

– Я уйду под воду вместе с островом, – шмыгнула носом я.

– Уж не знаю. Если ты можешь то же, что и Дева, ты и океан осушишь, чтобы выжить.

Он говорил вроде бы серьезно, но глаза при этом смеялись. Я снова шмыгнула носом и улыбнулась. Княжич улыбнулся в ответ и тяжело поднялся.