Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Понимаю. Мне не давал покоя вопрос, чье оно – не той ли девушки, с которой я здесь познакомился.

– Вы с Кровушкой говорили о ней, патера, – смущенно напомнила майтера Мрамор. – Он спрашивал, где она, а ты ответил, что обстоятельства вас разлучили.

Шелк вновь кивнул.

– Мне не хотелось бы совать нос в твои личные дела…

– За это я очень тебе благодарен. Поверь, майтера: благодарен, как никогда.

На время умолкнув, Шелк устремил взгляд в распахнутое окно. Трава за окном колыхалась волнами, рябила под натиском ветра.

– Так вот, я думал… нет, правду сказать, надеялся, что это платье принадлежит Гиацинт, но напрасно… напрасно. Оно ведь – ты совершенно права – пришлось Синели почти впору, а Гиацинт много меньше ростом и уже в плечах.

Указательный палец, прекративший было чертить кружки на щеке, вновь принялся за дело.

– А ткань… Как называется эта ткань?

– Син… Ну и ну! Теперь я понимаю, к чему ты клонишь, патера, и ты абсолютно прав! Платье – синелевое, как раз под стать ее имени!

– Не шелковое?

Майтера Мрамор прищелкнула пальцами.

– Понимаю! Должно быть, она назвалась горничной по имени, и та предложила ей это платье!

– И, уходя, поцеловала меня, – заметил Шелк. – Я ее к сему никоим образом не поощрял, однако поцеловала. Думаю, от тебя это не укрылось.

– Да, патера, я видела.

– Полагаю, ей хотелось подать знак, что она с нами… то есть за нас. Кстати, мастер Меченос также попрощался со мной жестом схожего сорта, вероятно, каким-то образом связанным с фехтованием. Как бы там ни было, поцелуй Синели почему-то напомнил мне о шелке… то есть о шелковой ткани, только с чего бы? Возможно, причина в ее юбках, легонько коснувшихся моей ладони… но ты говоришь, что на самом деле эта ткань называется не шелком – синелью?

– Синель и есть шелк, патера. По крайней мере, синель лучших сортов, а прочая, хоть из другой пряжи, очень похожа на него с виду. Синель – разновидность шелковой пряжи, пушистой, словно гусеница. Ткань из такой пряжи тоже зовется синелью, чужеземным словом, означающим гусеницу, а шелковое волокно выделяют шелковичные черви, то есть также своего рода гусеницы … но это все ты, уверена, знаешь сам.

– Я должен поговорить с ней! – решил Шелк. – Не сейчас, наедине, но как можно скорее.

– Хор-рошая девочка!

– Да, Орев, в самом деле хорошая, – подтвердил Шелк и вновь повернулся к майтере Мрамор. – Недавно, за разговорами с Лори, тебе очень не хотелось, чтоб мы покинули эту комнату. Не просветишь ли меня, отчего?

– Неужто мои намерения были столь очевидны?

– Нет-нет, что ты, нисколько не очевидны! Просто я слишком хорошо тебя знаю. Всерьез беспокоясь обо мне, ты потребовала бы устроить нам разговор с глазу на глаз в спальне, где я смог бы лечь, а еще велела послать за доктором. Правда, с тех пор, как погиб доктор Журавль, Кровь вряд ли успел подыскать нового, однако Лори вполне мог бы вызвать своего либо послать человека под белым флагом перемирия вроде лежащего у твоих ног за одним из докторов стражи.

Майтера Мрамор помрачнела.

– Действительно, об этом я не подумала, а следовало бы. Однако еще не поздно, патера. Сейчас схожу, разыщу его. Я мигом.

– Не стоит, со мной все в порядке. Благоволением Фэа… – К сожалению, расхожая присказка сорвалась с языка сама собой. – Еще немного, и я соберусь с силами. Так для чего же тебе потребовалось остаться здесь?

– Из-за этого вот окна, – пояснила майтера Мрамор, указав в сторону окна взмахом ладони. – Кровушка отворил окно, пока мы были здесь одни, а после я все время тревожилась, как бы кто-нибудь, озябнув, не закрыл его. С Мукор ты, патера, надо думать, знаком. Она сказала, что послана ко мне тобой.

– Да, – кивнул Шелк. – Мукор – приемная дочь Крови.

– Приемная? Этого я не знала. Она представилась попросту дочерью Крови. Дело было в иераксицу, поздним вечером… Помнишь ли ты Асфоделлу, патера?

– О да, – с улыбкой подтвердил Шелк. – На редкость бойкая малышка.

– Уж это точно. Понимаешь, закончила я стирку и решила полить грязной водой грядки с зеленью. На самом деле растения любят грязную воду с мыльной пеной куда больше чистой. Звучит, конечно, диковато, но так оно и есть.

– Если ты так считаешь, уверен, это чистейшая правда.

– Так вот, полила я грядки, рядок за рядком, и вдруг Асфоделла дергает меня за юбку. Отчего, спрашиваю, ты, дитя мое, гуляешь по улицам в такой поздний час? А она отвечает, что убежала воевать вместе со всеми, но Бивень отправил ее обратно…

– Кошка идет! – предостерег их Орев.

Шелк огляделся вокруг, но никакой кошки в комнате не обнаружил.

– Так вот, патера, Бивень отправил ее домой, и, на мой взгляд, правильно сделал. Только она вначале заглянула ко мне, узнать, будет ли палестра в фельксицу…

– И вдруг, – неторопливо проговорил Шелк, – посреди разговора изменилась в лице. Верно, майтера?

– Да. Именно. Причем изменилась… э-э… устрашающе. Жутко. Однако заметила мой испуг… а испугалась я – словами не описать… и говорит: «Не бойся, бабушка, меня зовут Мукор, я – дочь Крови».

Усомнившись, что Шелк понимает ее, майтера Мрамор на секунду умолкла.

– Я ведь рассказывала тебе, патера, что Кровушка – мой сын? Да, помню, помню, рассказывала, сразу же после жертвоприношений посреди улицы.

– Он был сыном майтеры Розы, – сдержанно уточнил Шелк, – но ты, насколько я понимаю, также майтера Роза… по крайней мере, время от времени.

– Нет, постоянно. Постоянно, патера, – со смехом поправила его майтера Мрамор. – Я ведь объединила наше программное обеспечение, и теперь… словом, если уж говорить о нас, сибиллах из мантейона на Солнечной, я – твой лучший друг и злейший враг в одном лице.

Шелк беспокойно заерзал в роскошном покойном кресле.

– Надеюсь, я никогда не был майтере Розе врагом.

– Но меня-то врагом считал, патера! И, возможно, пускай отчасти, пускай самую малость, был прав.

Шелк, опершись на изогнутую крюком рукоять Меченосовой трости, подался к ней.

– А кто же ты мне сейчас, майтера? Прошу, будь со мной полностью откровенна.

– Друг, патера. Друг и доброжелатель.

Орев зааплодировал, шумно захлопав крыльями.

– Хор-рошая девочка!

– И даже будучи только майтерой Розой, – добавила майтера Мрамор, – я сделала бы все, что смогу, лишь бы выручить тебя из беды.

Шелк утомленно откинулся на спинку кресла. Как же удобны, как мягки у Крови кресла… уму непостижимо! Сколь ярко вспомнилось ему в эту минуту неодолимое желание отдохнуть, уснуть в доставшемся ему кресле во время разговора с Кровью в этой самой гостиной… однако сегодняшнее, как и заверял его Кровь, оказалось еще лучше: где нужно – податливым, а где желательна твердость – твердым. Погладив широкий подлокотник, Шелк обнаружил, что темно-бордовая кожа обивки на ощупь не уступает гладкостью маслу.

– Схватив меня, мне позволили