Память мёртвых на Весах Истины - Анна Александровна Сешт

– Мой Владыка, – мягко увещевала Тия. – Твоё сердце скорбит по старшему сыну, но… твой народ ведь более не верит ему. И возможно, его уже даже нет среди живых…

– Довольно.

Прозвучало слабее, чем он хотел, но достаточно, чтобы оба замолчали.

– Отец, почему? Почему ты считаешь меня недостойным, как бы я ни пытался угодить тебе? Сколько бы ни делал для тебя и для наших людей…

Рамсес поднялся, глядя на сына сверху вниз, несмотря на изнуряющую усталость, охватившую его после ритуалов у алтаря Амона.

– Ты знаешь почему.

«Потому что я вижу твоё сердце».

Тия охнула, прижав пальцы к губам. Бедная женщина. Материнская любовь иногда так застит взор…

– Ты стареешь, становишься немощен. Неужели ты думаешь, что этого никто не видит? – прошипел царевич. – Твоё величие скоро останется лишь на стенах твоего Храма! Но вместо того, чтобы назначить преемника, ты цепляешься за свою власть, как…

Силы в руках Владыки было ещё достаточно. От пощёчины голова молодого Рамсеса дёрнулась, а из рассечённой губы пошла кровь.

– Устал льстить мне, мальчик? Пошёл прочь. Ради твоей матери я сделаю вид, что не слышал этих слов.

Во взгляде царевича отразилась ненависть, тёмная, как горизонт перед песчаной бурей. Обманчивая маска мягкости и невинности пошла трещинами. О нет, он никогда не был ни слабым, ни нерешительным, каким его считали другие. Его разум был остёр, как клинок, и хитрости ему было не занимать.

Владыка Рамсес знал это, как знал и то, почему именно вынужден был отправить старшего сына на дальние границы.

– Не хочешь объявить добровольно… значит, твоя смерть проложит мне путь!

Владыка был почти готов, опоздав лишь на доли мгновений, когда сын сдёрнул с петли на поясе ритуальный хопеш и бросился на него. Сила и молодость были на стороне царевича.

Но Владыка Рамсес, даже ослабленный недугом и снадобьями, всё ещё оставался воином, военачальником своего народа, управлявшим колесницей, натягивавшим тугую тетиву лука, рубившим врагов своей земли. Перехватив руку царевича, правитель вывернул её почти до хруста, заставляя выронить клинок. С силой ударил сына под дых и под колени, сбивая с ног. Поднял хопеш, нависая над царевичем. И теперь в глазах юноши, так похожих на глаза его матери, плескалась не только ненависть, но и страх.

Но не было ни капли сожаления.

– Нет, прошу тебя! – рыдала Тия. – Не убивай его. Не убивай нашего сына… пощади…

Владыка Рамсес не выпустил клинок, лишь крепче сжал рукоять. В его сердце уже не было жалости, и всё же он медлил сделать следующий шаг. Возможно, с годами он потерял решимость, а возможно, недуг в самом деле притупил восприятие.

Что-то ужалило его в плечо сзади, быстро, точно укус змеи. Владыка обернулся, встречаясь взглядом с Тией. Она смотрела на супруга распахнутыми глазами, беззвучно шепча «прости», и по лицу струились слёзы. С кинжала в её руке капала кровь…

Но это была такая пустяковая рана… жаль только, что она, именно она нанесла удар в спину…

Взгляд Тии вдруг метнулся выше, поверх его плеча.

– Нет… нет! – вскрикнула она.

Обернуться Рамсес уже не успел, захлебнулся собственной кровью. Рухнул на колени, заливая алым одежды своей женщины. Тело подвело его, оказалось вдруг таким хрупким и ломким. Жизнь угасала слишком быстро. Тия кричала, и лицо её было искажено страшным осознанием, болью – за него.

«Я бы простил тебя…» – хотел сказать Владыка, но сознание померкло.

И словно одного удара, рассёкшего горло, было недостаточно, его толкнули в спину, заставляя пасть…

* * *

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

«– Твои собственные разум и сердце могут стать угрозой на этом пути…

… Потому ты можешь оступиться и не услышишь его.

Сама запрёшь…

своё восприятие…»

Шепсет хватала ртом воздух. Как же сильно она ошибалась, как сильно! Внутри звенел крик Тии, а перед глазами стояло её лицо, искажённое мукой. И кровь, заливавшая белые одеяния, была не из раны, нанесённой ею вскользь, чтобы спасти сына.

Рамсес склонил голову набок, изучающе глядя на жрицу. В его лице и взгляде больше не осталось ни следа былой мягкости – он понял всё в тот же миг, когда Шепсет перестала заслоняться от правды. Когда перестала оправдывать каждый его жест и каждое решение. Когда увидела то, что не позволяло увидеть её собственное сердце.

Как и предупреждали жрецы.

Дело было не в том, что Владыка не желал говорить с ней.

Дело было в том, что она не желала услышать.

– Мать скорбела по нему. По-своему она всегда любила его, знаешь, – голос Рамсеса был почти скучающим. – Такое уж это чувство, любовь… парализует, словно отравленная стрела, в самый нужный момент. И, наверное, он любил её тоже, хоть немного, по-своему… если вообще хоть кого-то мог любить. Владыка Обеих Земель ведь не человек. Лишь сосуд для великой Божественной Силы, которым все восторгаются, которому поклоняются. Который обязан любить весь свой народ… и на самом деле не любит никого.

– Ты ошибаешься, – прошептала Шепсет.

Рамсес рассмеялся.

– Ах, ну да, тебе ведь перепала толика его великого чувства, Хекерет-Нэсу.

Теперь в этом титуле было презрение.

– А ты что же, завидуешь, что я стала его наложницей, а твоей – так и нет? – прошипела она ошеломляющую ложь, в которую верили в его свите.

И добилась своего – такая прямота молодого Владыку изумила. Прежде, чем Рамсес опомнился, Шепсет оттолкнула его, что было силы ткнула кулаком под дых и пустилась наутёк, не глядя, через сад.

Мёртвые вели её, подгоняя. Присутствие Владыки озаряло ночь, словно перед её взором стоял ясный день, а не кромешная темнота.

– Хека! – с отчаянием крикнула девушка.

Мысли лихорадочно заметались. Почему сейчас она не могла призвать ни Руджека, ни других? Вот уж кто дал бы ему отпор. Но возможно, Шепсет просто стала слишком…

… слишком живой…

Рамсес настиг девушку – силы в её ударе оказалось немного. Повалил на землю, подминая под себя. Шепсет постаралась вывернуться, гибкая, как кошка, но он схватил её за волосы, рывком поднимая на колени, прижимая к себе. От боли из глаз брызнули слёзы.

– Как жаль, – прошептал он. – Жаль, что мне ты оказалась не настолько предана, как ему… А я так ценю преданность, знаешь? Когда-то ведь именно я устроил для тебя лёгкую смерть. Понимаешь теперь, почему мать так настаивала на твоей вине? А я пожалел тебя, мою глупую влюблённую девочку, отчаянно