Олег Верещагин - Garaf
Garaf читать книгу онлайн
(содержит элементы ритуального проклятья святотатцам)
Итак, я не выдержал.
Сорвался.
Нарушил клятву, которую повторял… ммм… да, повторял двадцать четыре года, почти каждый раз, когда обдумывал новые и новые сюжет своих книг (которые начал писать класса со второго, беспощадно коверкая нравившиеся мне произведения!).
Страшную клятву…
Никогда не писать ничего о мире Джона Роналда Руэла Толкиена!
НИ! КОГ! ДА!
…Все знают, как твёрдо я соблюдал клятву. И в тяжкие, чёрные годы владычества графомана и плагиаторщика Перумова, чьи первые книги я сдуру купил в 95–м. И в ещё более тяжкие, хотя и не чёрные, а галлюцинаторно–розово–голубые годы тошнотного (увы — необходимого по профессии!) чтения опусов про добрых орков и пьяных эльфов (на тему: «Я там был, я всё видел, Профессор ошибался и всё было не так!»).
Я держался.
Я твёрдо не хотел осквернять страну, которая открылась однажды девятилетнему пацану на крыше сарая, где он, совершенно потрясённый, увидел перед собой мир (позже я узнал — значительно порезанный цензурой…) какого–то Толкиена, о котором я тогда ничего не знал толком, кроме того, что ТАКИХ книг я не читал ещё ни разу. Я принял Средиземье всё, целиком и мгновенно, чем поразил родителей (не нашедших в этой книге ничего интересного… впрочем, папа уже не первый год искал истину на дне стакана, а мама позже книгу всё–таки прочитала…), да и большинство друзей–приятелей (лишь позже, в подростковые годы, мне удалось совратить пару человек на те же тропы, которым и снова и снова отправлялся странствовать я (хорошо, что книги тогда издавали добротно!!!)…) Как же я жалел, что могу читать и перечитывать только ОДНУ часть…
Короче, я был верен той клятве, не желая пятнать Средиземье своими следами…
…Во всём виноват Пашка.
Я повторяю это снова — во всём виноват Пашка, и прошу зафиксировать это для будущих поколений — во всём виноват малолетний (14 лет на момент того разговора) засранец (я не откажусь от своих слов даже под пыткой) Павел Зубков.
Это поразительно начитанный и умный (даже по меркам моего детства, когда мальчишки читали в сто раз — без преувеличения — больше… да и умнее были значительно) мальчишка, которому я обязан кропотливой работой по перепечатке некоторых моих книг (и многочисленными опечатками в оных). Интересы Пашки в музыке и литературе до такой степени совпадали с моими, что я, поэкспериментировав, начал давать ему «потоком» всё, что читал и слушал сам…
…пока не споткнулся на Толкиене. Дж.Р.Р. Великом Профессоре.
А ведь я был уверен — уверен! — что книга Пашке понравится!!!
И добро бы он просто промолчал. Хотя бы из вежливости.
Белобрысый потомок русских, немцев и скандинавов (в его жилах течёт именно эта жуткая смесь), экс–беженец из Казахстана и пр. и др — короче, Павел Зубков не пожелал щадить моих чувств. Правда, конспективно — весной 2008 года, отдавая мне первый том — он сказал просто: «Фиг–ня!» — именно так, раздельно. Я так очумел, что решил, будто ослышался и через какое–то время поинтересовался, нести ли вторую книгу. В ответ на что получил недоумённый взгляд и почти ласковое, как будто обращённое к умалишённому, пояснение: «Олег Николаевич, но это же правда фигня…» Я повторил вопрос с угрозой в голосе: нести или нет?! Павел огрызнулся: «Нет!» На майке у него в тот момент был изображён наш тамбовский символ, и вообще он сам сильно напоминал собирающегося тяпнуть надоедливую руку молодого волка.
Я «отпал». Гнев бушевал в моей груди. Мне хотелось сказать то, что я никогда не говорил ни одному из своих подопечных — сакраментальное и очень обидное, но часто употребляемое многими моими коллегами: «Мал ещё рассуждать!» Но я удержался… Я ведь сам вызвал его на этот разговор.
Толкиен всё написал не так, потому что не так пишет Пехов. А как пишет Пехов — это и есть правильно. Эльфы, орки, гоблины и вообще. У Пехова — правильно, у Толкиена — нет.
Мне захотелось убить Пехова, которого я и раньше–то не любил. Но было уже поздно. Пашка получил сильнейшую дозу антитолкиеновской сыворотки — прочёл русского автора, пишущего фэнтэзи на западные темы. Причём автора совершенно не задумывающегося над категориями добра и зла, а просто гонящего острый сюжет. Смертельное и неотразимое блюдо даже для очень умного мальчишки, вовремя не прочитавшего Профессора.
Я был бессилен.
Спасать Пашку было поздно. Увы. И я решил отомстить. Совершенно недостойно отомстить четырнадцатилетнему подростку.
Я сделал Пашку Зубкова главным героем этой книги.
Всю тонкость моей мести вы поймёте позже…
…Хочу предупредить сразу — эта книга — книга правоверного толкиниста (хотя и не толкинутого). Любителям «смотреть на вещи с ТОЙ стороны» и вообще выискивать сложные объяснения простым вещам она покажется унылой и скучной, как Библия — завзятому атеисту. Те, кто захочет найти тут «новый подход, «оригинальное видение» или — не дай боги! — «революционные концепции» будут жестоко разочарованы. Всё очень традиционно. Во всём. От секса до политики.
Увы.
Но хочу предупредить так же, что, в отличие от «коренного» мира моя книга по изложению вовсе не эпична. Это не большое полотно величавого старинного гобелена, прекрасного и бесценного, с которым надо обращаться бережно (усердно пашущие толкиеновскую ниву об этом забывают…). Это — картина неореалиста–романтика, где видно, как конь роняет с губ пену, а из–под ногтей руки, сжимающей меч, выступает кровь…
И конечно же, эта книга не была бы моей книгой, не стань её главным героем «наш человек там». Такой, какой он есть. Мой любимый «герой с улицы».
Книга именно моя — о Добре и Зле, о выборе и страхе, о боли и любви… Ну и немножко всё–таки — см. строчку ниже.
Месть! Смерть!! И преисподняя!!!
Итак — от начала Третьей Эпохи прошло 1408 лет.
У нас же было лето 200… года.
Ты отверг девушку, но хочешь, прошептала ОНА, я приму облик этого мальчика… Фередира? Вокруг МОЁ царство, а в темноте не бывает ничего стыдного… Мне не трудно. Хочешь? И он будет послушным, таким, как ты пожелаешь…
— Нет, — Гарав ожил. Сжал губы. — Хватит. Довольно. Ты получила своё. Разве нет?
Да, усмехнулась тьма. И я сдержу слово. Не трону твоих друзей… спасу и буду хранить в пути… пока ты САМ мне их не отдашь.
— Ты выжила из ума, ночная б…дь, — усмехнулся Гарав, поворачивая голову. Потрогал шею рукой — было больно, но кровь не текла, только немного припухла кожа над сонной. — Наверное, от переизбытка железа в пище…
Приведёшь их мне, засмеялась ОНА звонкими страшными колокольчиками. Сделаешь с ними то, что я захочу. Так будет, глупый мальчик. Одевайся и иди. Воюй, МОЙ рыцарь…
… Гарав понял, что лежит на холодном каменном полу — всё ещё голый. Было темно. Шея болела — нет, ныла и подёргивала…
…Тьма с усмешкой наблюдала за лежащим на полу подростком Картины, промелькнувшие перед мысленным взором мальчишки в момент высшего наслаждения, когда он громко вскрикнул и крупно задрожал (а ОНА постаралась сделать его ощущения как можно острей и слегка приправить их болью — это только усилит наслаждение, пусть привыкает…) - там, в видениях, была ОНА, её аватара с прекрасным лицом Мэлет, хотя мальчик едва ли осознавал сам, КОГО представляет.
Ну что ж, неплох. Не шедевр, но неплох. Сильный, умный, храбрый… и растерянный. Ещё один экспонат в коллекцию. Правда, кое–что мешало. И сейчас мешало. Сильно мешали эти песенки, которые мальчишка то и дело крутил в голове. Сильнее — ТА ДЕВЧОНКА, эльфийка, с её просьбами и молитвами. Мальчик не слышал их — но они его хранили даже в глухоте. Ещё сильнее — то, что мальчик верил по–прежнему в честное слово, в отвагу, в честь, в дружбу, во многое другое, ненавистное и неподвластное ЕЙ… Не разуверился пока и скорее СЕБЯ считал недостойным этих понятий, а не ИХ — ненужным и лишним ему мусором…
Ничего. Постепенно и это исправится. Строгий поводок — из жалости, любви, даже желания испытать снова ЭТУ боль — будет готов очень скоро. Мальчишка сам застегнёт его на своей шее (так, чтобы не мешать ЕЙ пить…) И будет в восторге от того, что стал ЕЁ псом. В восторге от того, что шипы ошейника ранят кожу. В восторге от того, что можно разрывать ЕЁ врагов.
ОНА подумала о ТОМ, наверху. Ему с его глупой вербовкой было далеко до неё. Он только ПУГАЛ и ЛГАЛ. И он, и его Хозяин — на самом деле, всего лишь один из слуг НАСТОЯЩЕГО, ДРЕВНЕГО Хозяина, которому некогда присяогнула и она! — они могли и умели так мало, они ставили на страх и растерянность… Фи, какая убогая гамма чувств… А ОНА — ОНА заставляла себя ЛЮБИТЬ. Искренне, до рыданий, до неистового обожания. До того, что некоторые из её пёсиков кончали с собой самыми непредставимо жуткими, противоестественными способами, стоило ЕЙ забавы ради отказать кому–то в очередной встрече… Иногда ОНА являлась к умирающему, чтобы приласкать его напоследок. Иногда — чтобы посмеяться над ним. И то и другое было интересно, хотя и по–разному. ОНА вспомнила кудрявого рыжего холмовика… как его звали?.. нет, пропало имя… который, услышав от НЕЁ «нет» в очередной раз, пропустил через живот найдённую проволоку и повесился на ней в сторожевой башне. ОНА стояла и смотрела, как он умирает, умирает в жутких муках, но молча, глядя на неё обожающими глазами. А потом посмеялась и ушла. И долго слушала, стоя на башне, как он закричал… и кричит, кричит… и как другие пытаются выломать дверь…
— Гарав, — наклонилась Ломион Мелиссэ к мальчику. — Ты выполнил обещание. Теперь мой черёд. Вставай и одевайся, мальчик.
Глава 25 -
в которой трое друзей с необычайной лёгкостью бегут из Карн Дума, но зато потом Ломион Мелиссэ приходит за платой.
Здесь очень холодно, мама, бежали по чуть шероховатому листу пергамента строчки эльфийской вязи. Так холодно, что в этом холоде замерзает даже моя ненависть к проклятым изменникам — «Верным». Я знаю, ты, воспитавшая меня с мыслью о мести за отца и братьев, что пали от мечей нимри и их псов, предавших нашу кровь, поднимешь брови в недоумении, читая эти строки. Но поверь — ты поверь, ты, так редко целовавшая меня и так сильно любимая мной! — что здесь всё видится иным, в этих мокрых горах, под небом, так не похожим на наше.
У меня новый…
Тарик отложил кисть и слегка нахмурился. О чём он хотел писать дальше? Новый кто? Новый что? Морэдайн слегка потянулся и нахмурился. Мысль ускользнула. Странно.
Ощущалось, будто он забыл что–то довольно важное. Во всяком случае — не мелочь какую–то. Как–то нелепо забыл. Разом.
Смешно.
Тарик вздохнул и отодвинул недописанное письмо. Подтащил к себе ведомости по оркам. И снова взялся за кисть, мельком подумав, что в комнате почти погас камин — а ведь он говорил… говорил кому–то насчёт дров… кому?
Нет, не вспомнить.
Морэдайн углубился в подсчёты…
…Шедший по галерее мальчишка–оруженосец был в полном доспехе, с дорожными сумками, с арбалетом. Пару раз ему попались навстречу люди, от которых он шарахался. И, видимо, имел к этому основания.
Люди не просто не обращали на него внимания — они шли на оруженосца, как на пустое место. Никто не спросил ничего, никто не посмотрел…
…Видишь, я держу слово, промурлыкала большой кошкой Ломион Мелиссэ.
Гарав молчал. Страх наполнял его с краями, выплёскивался… но это был не ледяной страх, а деловитый, холодный и острый, придававший движениям и мыслям завершённость. Он думал сразу о десятке вещей, и — что интересно — мысли не смешивались, не наталкивались друг на друга, не путались.
Почему ты такой напряжённый, капризно спросила Ломион Мелиссэ. Всё будет, как я обещала. И здесь. И потом. Она рассмеялась. Вы уйдёте отсюда и дальше. А когда настанет час — ты отдашь мне своих друзей сам. Ты ведь убедился, что это приятней, чем быть пленником Ангмара.
Послушай, подумал Гарав. Ты кто?
Я? Казалось, Ломион Мелиссэ удивилась и даже озадачилась. Я здесь просто живу. Когда–то давно я — майа Мэлет — была в свите Ваны.* Давно, очень давно. Тогда было веселей, в мыслях Ломион Мелиссэ прозвучала детская обида. Мне не было больно от солнечного света, я танцевала на полянах среди цветов — днём! — и люди меня любили сами, первые. Даже Оромэ меня любил… но потом ОН сказал мне, что надо… Я не хотела ничего дурного, только любить! А Оромэ и Вана отказались от меня, и я ушла… было холодно и скучно… а у НЕГО было страшно… перестань об этом спрашивать человечек, мне больно, вдруг взвизгнул красивый голос.
*Одна из Валар, супруга Оромэ Охотника, покровительница юности и веселья.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});