Товарищ Йотунин - Адель Гельт

— Только ты, вроде, доигрался с высокой алхимией, мне же просто прострелили голову… Заброневая контузия, — неожиданно успокоил меня егерь. — Итог один: частичная потеря памяти. Тут помню, тут не помню… Даже немного смешно.

— Бывает, — согласился я.

— И не такое, — не стал спорить капитан. — Собственно, егерская Его Величества Особая Служба — что-то вроде синекуры. Почетной пенсии, приносящей пользу государю и державе… Понимаешь, все сто процентов моих сослуживцев — или низвергнуты с Олимпа опричнины, или вознесены из Аида полицейских околотков… Про Аид я шучу, не вздумай сказать такое вслух! Твою мать, куда прешь, дебила кусок!

Хорошо, что я тоже смотрел на дорогу, и понял, что капитан отругал не меня: какая-то повозка, навроде моторикши, решила самоубиться об опричный конвой, и чудом разминулась сначала с головным танком, потом — с нашим мобилем.

— Вас перевели по здоровью? — вернулся я к теме. — Из-за амнезии?

— Давай уж прямо, — предложил тот. — Не перевели, списали!

— Сегодня же случилось так, что Ваша служба снова понадобилась государю. Ваша, в смысле, как опричника, пусть и бывшего.

— Опричники бывшими не бывают, — немного грустно согласился егерь.

— Теперь давайте о том, зачем вам понадобился Ваня Йотунин, — окончательно обнаглел последний. — Вам, в смысле, лично и всей службе.

— В истории одного тролля не все понятно, — ответил почти загадкой тот. — Ты весь какой-то слишком. Слишком молод, слишком начитан, слишком талантлив, слишком никого не боишься… Такие на свет рождаются, но не очень часто. Командование, скажем, решило считать, что ты просто чортов гений — и нас всех ориентировало именно так.

— Все потому, что я слишком полезен, — нагло заявил я.

— И лоялен. Процентов на сто пять, если так бывает, — согласился егерь. — Абсолютное, полнейшее верноподданническое поведение… Что, учитывая твою расу, нетипично настолько, что большего не может и быть! Однако, и у тебя есть проблемы, о которых ты можешь и не знать.

— Шавкатик, — догадался. — Гурбаш. Марик. Еще этот, эээ… Гиблемот. — Последняя догадка была озвучена в шутку, но, к моему удивлению, егерь кивнул.

— Этот, рогатый, приходил к воротам садового поселка, — поделился капитан. — Шел, натурально, в твою сторону, по прямой. В ворота вот только не пролез.

— Там проще обойти прямо сквозь забор, — удивился я. — Черные ворота, кажется, самая крепкая часть всей тамошней ограды.

— А он тупой же, — пояснили мне. — Гиблемот. Но не тот, кто на тебя навел эту недохтоническую дуру. Тварь же движется по вектору… Потыкался в ворота, потыкался, пройти не сумел. Потом магия развеялась, вернулся к себе в топь.

— И кто навел? — поразился я такой откровенности государевого человека.

— Я думаю, что Гурбашев, — не удивил меня егерь. — Помнишь такого?

— Еще бы я не помнил… И он, получается, затаил?

— Не то слово! Половина казанской гопоты сейчас кружит по твоему району и глядит по сторонам: не то, чтобы у них был приказ тебя изловить и, скажем, покалечить — так ведь уже пробовали…

— Пробовалка не отросла! — самодовольно осклабился я.

— Просто не было надо, — осадил меня егерь. — Что бы ты сделал, скажем, против сотни автоматических стволов? Вот и мне кажется, что ничего. Тут еще вот какое дело…

Я воззрился вопросительно, но промолчал.

— Гурбашев — он не сам по себе, — продолжил Кацман. — За ним и над ним ходят люди серьезные настолько, что мне — со всеми моими связями, и старыми, и новыми, не удалось пока выяснить, кто они такие. И вот второй вопрос: на кой-чорт этим серьезным людям сдался некто Йотунин? Сам догадаешься?

— Тут два варианта, — решился я. — Первый — дела клана, но это вряд ли. Второй — все это как-то связано с культистами. Или они сектанты?

— И так, и так. В обоих случаях, — неприятно поразил меня начальник по егерской линии. — И остается у нас с тобой, Ваня, всего одна возможность во всем этом разобраться…

— Подключить эльфов? — обрадовался я. — Лаэра, как его, и…

— Надеюсь, до такого не дойдет, — почти испугался бывший-нынешний опричник. — Если в этот суп, он же — каша, замешать еще и эльфийского соуса… Все проще, Ваня. На-ка вот, примерь браслетики.

Мобиль остановился. В правой — железной — руке егеря появились тяжелые ручные кандалы.

И мигрень. Сразу вернулась мигрень.

Глава 30

— Скажи, Ваня, — задал логичный вопрос то ли егерь, то ли опричник. — Знаешь ли ты, как вести себя в камере?

— Нуу… — протянул я. — Как заходить и здороваться. Про полотенце, опять же. Про…

— Я тебе так скажу: забудь, — посоветовал Кацман.

Мы с капитаном оказались в комнатушке, которую ее владелец — пожилой полицейский, представленный майором, обозначил словом коротким и емким: «оперчасть».

Улица Поперечно-Казанская, та, что в привычном мне мире носила имя товарища Красина, от своего нормального прототипа отличалась незначительно: что отдел полиции, что большая школа, что, наконец, тюрьма — все находилось на своих местах. Даже вниз, к реке, улица спускалась под тем же углом.

Меня из всего этого интересовала тюрьма. Вернее, не совсем так: изолятор временного содержания — тоже казенный дом, но все же…

Сам полицейский сидел рядом со мной — уступив свое начальственное место наполовину железному капитану.

— В смысле — забыть? Тюрьма…

— Это, молодой тролль, не совсем тюрьма, — решительно взял слово местный. — Здесь и камеры, и решетки, и охрана — но в самих камерах реальных уголовников исчезающе мало. Даже смотрящих почти не осталось — из тех урок, настоящих. Самое страшное… Мелкая гопота, но с ней, я думаю, вы как-нибудь разберетесь.

— Это, Ваня, значит, — пояснил и так понятное егерь, — что вести себя надо независимо, обстоятельно… И нормально. Ты не уголовник, ты обычный тролль, воспитанный, конечно, улицей, но имеющий образование, — Кацман загнул один палец, — работающий в серьезном учреждении, — второй палец присоединился в своем состоянии к первому.

Третьего пальца Дамир Тагирович загибать не стал: оказалось незачем.

— И взяли тебя совершенно случайно, — дополнил безымянный полицейский майор. — Как любят выражаться в этой среде, «по беспределу». Скоро, наверное, разберутся и выпустят… По крайней мере, ты должен уверенно транслировать именно эту мысль.

— Давай повторим, — предложил егерь, — основы. Пузырь — если мы правильно поняли, кто это такой вообще — попадет в камеру почти сразу после тебя… Минут через двадцать.

— Лучше через полчаса, — попросил я. — На всякий случай.

— Хорошо, через тридцать, — согласился капитан. — Тебе надо будет его разговорить… Даже не то важно, что он будет тебе отвечать — или говорить сам…

— Важно ведь не «что», — я кивнул, — а «как».