Сборник - Городская фэнтези – 2008

‑ Ну что вы! ‑ задребезжал Бабель трусливым неискренним смехом. ‑ Кавалер их к себе не возит. Он к ним ездит!

‑ Мы платим за то, чтобы ты служил нам, а не ему, ‑ тоном повелителя напомнил старший. ‑ Мы можем рассердиться на тебя. Кефас, напомни ему, как выглядит наш гнев.

‑ Я помню, помню! ‑ Бабель умоляюще затрепыхал руками, поскольку молодой красавчик, черты которого неуловимо и как‑то ужасающе исказились, стал всматриваться в лицо Бабеля, и у того начал подниматься изнутри к сердцу давящий, неживой лед. ‑ Не надо, пожалуйста!.. Я все вам расскажу. Да, верно! он приволок какую‑то девчонку. Довольно чистенькая. Он подобрал ее на улице, совсем замерзшую.

Кефас, выдавив неразборчивое проклятие, яростно ударил наконечником трости о каменную ступень. Бабель с содроганием увидел, что от камня с шипением полетели белые искры, каждая с горошину. Старший с осуждением покосился на младшего.

‑ Вексель, ‑ Гереон протянул руку.

‑ Что‑с? ‑ пролепетал Бабель.

‑ Вексель, который он подписал. После полудня ты телеграфировал посреднику, что Гертье взял деньги в кредит по фиктивной доверенности. Ты ленив и не успел отправить нам бумаги почтой ‑ значит, они при тебе. Это весьма кстати. Давай их сюда.

‑ Господа… ‑ боязливо вручая улики, Бабель съежился с видом Иуды, протянувшего расписку за тридцать сребреников. ‑ Когда он узнает, что я… с ним… для вас…

‑ Вот уж не думал, что у тебя есть совесть, ‑ презрительно процедил Гереон, словно увидев нечто гадкое. ‑ Любым способом уговори Гертье покинуть дом. Если преуспеешь, сто талеров золотом ‑ твои. Иди и помни: ты должен устроить так, чтоб он ушел. Делай, что велено, да поживей!

Бабель торопливо поклонился хозяевам с заискивающей улыбочкой и шмыгнул в подъезд.

‑ Единственный человек, ‑ бормотал Кефас, вскинув голову и наблюдая за окнами третьего этажа, ‑ единственный в городе, кто в состоянии ее укрыть, ‑ и она в его. доме!.. Гереон, что нам делать?! Его надо устранить во что бы то ни стало!

‑ Только заставить уйти. Больше никак, ‑ отрезал Гереон.

‑ А где уголь? ‑ спросил Гертье, увидев Бабеля пришедшим без ведра.

‑ Идем, ‑ поманил Бабель, маяча в дверях. ‑ Надо поговорить, это важно.

‑ Какие секреты? ‑ Гертье с досадой дернул плечами. ‑ Говори здесь.

Но Бабель с таинственными ужимками звал его за собой, подмигивал и причмокивал. Поняв, что он не угомонится, пока не выскажет наедине своих дурацких тайн, недовольный Гертье двинулся к нему.

‑ Кавалер! ‑ окликнула Рагнхильд. ‑ Что случилось?

‑ Я вынужден ненадолго покинуть вас, сьорэнн, ‑ за‑

держался Гертье на выходе, сделав извиняющийся жест. ‑ Ни о чем не тревожьтесь, я сейчас вернусь.

‑ Но…

Дверь захлопнулась, и Рагнхильд осталась в одиночестве. Она почти перестала дышать, пытаясь расслышать голоса за дверной филенкой, но Бабель намеренно говорил шепотом, вынуждая делать то же и Гертье.

Приятели оказались тет‑а‑тет на промерзшей лестничной площадке между маршами уходящих вниз и вверх ступеней. Света здесь было мало, но Гертье неплохо видел в темноте и заметил, что Бабель выглядит слишком бледно и понуро; любому другому Бабель представился бы безликим, сдавленно дышащим силуэтом, чей колышущийся объем смутно проступает из темноты при жестикуляции.

‑ Ну, и зачем ты выволок меня?

‑ Сейчас же собирайся и уходи из дома черным ходом.

‑ Почему это?!

‑ Тише! Не так громко… Послушай, Гертье, ты много сделал для меня, мы славно проводили время, и я не хочу остаться в твоей памяти гнусной свиньей.

‑ Хм! Ты выдумал странный способ прощаться. Из‑за чего ты решил срочно абонировать теплое местечко в моих воспоминаниях? И затем ‑ кто дожидался тебя там, внизу?

‑ Тс‑с‑с!.. именно о них я веду речь. Ты можешь влепить мне пощечину, Гертье… или две, как захочешь. Я заслужил. Они наняли меня, чтоб я повсюду с тобой шлялся, водил по злачным местам…

Гертье перестал замечать холод. Он впился глазами в раскисшую физиономию приятеля и старался не пропустить ни слова из его покаянных речей. Внешний холод для Гертье исчез ‑ зато душа оледенела, и по ней двигались стальные резцы, выцарапывая глубокие, незаживающие раны‑борозды. Неожиданно он до болезненной ясности понял, что означает фраза «сердце истекает кровью».

‑ Ударь, ‑ плаксиво канючил Бабель, и в его просьбе не было ни грана криводушия. ‑ Мне легче будет, ударь. Да, я подлец. Это профессия, я уже насквозь ею пророс, мне поздно переучиваться. Знаешь, когда катишься вниз, схватишься за любое предложение… Ведь я не кто попало ‑ я окончил Хартес, практику свою имел, у меня был диплом, патент нотариуса… Что мне было ‑ отказаться от всего, переехать с вещами на Висельный берег? Оттуда на лучшие улицы не возвращаются. А в колонии надо ехать смолоду, без семьи. Вот и взялся. Платили гроши. От тебя я больше получал…

‑ Кто они? ‑ железным голосом спросил Гертье.

‑ Не знаю, ‑ Бабель вконец осип или боялся говорить о нанимателях. ‑ Я их всего три раза видел; нынче ‑ четвертый. Беги от них, Гертье, беги не глядя. Они хуже чертей. Убьют походя, как одуванчик тросточкой сшибут.

‑ Что им надо от меня?

‑ Чтоб ты по уши залез в долги, ‑ открылся Бабель. ‑ Теперь пришли чего‑то требовать. Беги, пока не поздно. Оденься ‑ и улепетывай что есть духу.

‑ Они внизу?

‑ Да. Не вздумай к ним сойти! Я говорю ‑ черным ходом, а потом быстренько на вокзал! И первым поездом ‑ домой, в Ругию. Граф‑отец поймет, он простит, я уверен!

‑ Убирайся, ‑ коротко бросил Гертье, навсегда отсекая от себя все связанное с Бабелем.

‑ Не выходи к ним, Гертье! ‑ бочком обходя бывшего друга, молил Бабель. ‑ Христом‑богом заклинаю! Они не помилуют. Только бежать, только бежать… Уйдем вместе, а? Зайди, скажи ей что‑нибудь, чтоб не волновалась, одевайся ‑ и на Гуфарат. Пусть ее ждет, зачем она тебе! с ней ничего не сделается. А ты ‑ ту‑ту‑у!.. ‑ изобразил он паровозный гудок. ‑ Только, пожалуйста, вынеси мою трость…

Гертье сгреб Бабеля за грудки так, что тот запищал. У студента, с малых лет верхом охотившегося в лесах, была железная хватка.

‑ Проваливай, и побыстрее, гадина. Иначе на Висельном берегу тебя будут звать Нос‑В‑Лепешку.

Дважды просить Бабеля не потребовалось ‑ он понесся по лестнице со скоростью, опровергающей все толки о том, что‑де пузаны ‑ народ неповоротливый. Внизу его подстерегал консьерж, которому уже надоело караулить раскрытый угольный ларь: