Сборник - Городская фэнтези – 2008

У Гертье сразу возникла масса вопросов, но если девушка утверждает, что не произносила тех или иных слов, публично уверять ее в обратном ‑ недостойное кавалера занятие. Он сдержанно промолчал ‑ однако, пораженный и восхищенный, смотрел на Рагну так, словно впервые увидел ее.

‑ Что это значит? ‑ с интересом закрутил головой и Бабель. ‑ А, Гертье? Почему так загорелось?

Рука Рагнхильд дрогнула, когда ставила стакан на стол. Она встретилась глазами с кавалером и изо всех сил постаралась, чтоб ее взгляд стал говорящим. Чтобы он угадал ее волю и подчинился.

«Надеюсь, сударь, вы не станете приписывать мне ничего из тех басен, которые именуют фольклором "?» ‑ подумала она, высоко держа голову, и на лице ее было написано требовательное ожидание того, что Гертье ответит согласием.

Гертье изучал гостью, пытаясь отыскать какие‑нибудь тайные знаки. Но перед ним сидела миловидная и разрумянившаяся девушка ‑ пожалуй, чрезмерно строгая и властная на вид, но ничем, кроме красоты, не связанная с искусством чарованья.

‑ И все‑таки ‑ в чем дело?.. ‑ Бабель недоумевал, но надеялся докопаться до истины.

«Сударь, я не хотела бы, чтоб мое имя связывалось с… нелепыми фантазиями ругов! ‑ мысленно настаивала Рагнхильд. ‑ Боже мой, почему вы застыли?! Скажите что‑нибудь!..»

‑ Ничего, ‑ Гертье вышел из столбняка. ‑ Я вместе с углем бросил в печку коробок спичек, и они занялись все разом. Сьорэнн, сыр, хлеб и орехи ‑ что подать? Вам понравился глинтвейн?

‑ Очень вкусный напиток, ‑ кивнула Рагна снисходительно, про себя искренне поблагодарив Гертье за находчивость. Напряженное беспокойство стало понемногу покидать ее.

В дверь осторожно постучали. Гертье указал Рагнхильд на ширму, отгораживающую кровать от комнаты, и зашептал:

‑ Сьорэнн, ради вашего блага ‑ скройтесь! И ни звука, прошу вас! Бабель, убери тюфяки! Открой и спроси, что надо! Я… я сделаю вид, будто ложусь спать, ‑ следом за Рагнхильд он отступил за ширму.

Бабель отворил ‑ за порогом топтался хмурый консьерж, побуревший от морских ветров и рома, с обгрызенной погасшей трубкой в рыжих зубах, от холода обмотавший голову фуляровым платком и завернувшийся в одеяло. Свет десятилинейки превратил лицо консьержа в деревянную резную маску, где живыми казались одни влажные глаза в старческих жилках и мокрая синеватая губа, вывернутая вниз мундштуком.

‑ Монсьер Бабель, там внизу… какие‑то приличные господа очень настойчиво просят выйти к ним кого‑нибудь из вашей квартиры.

‑ А вы не ошиблись, милейший? А эти господа не пьяны? ‑ допытывался Бабель. Он в толк взять не мог, кому они с Гертье сейчас понадобились. Ночь на дворе! Какая такая забота выгнала людей на улицу в жутчайший холод и заставила их добираться на край света, до Второй набережной?

‑ В точности вас требуют. Они ясно сказали ‑ девятая квартира, где проживает кавалер Гертье, ‑ прожевал консьерж, покусывая трубку.

‑ Гертье! ‑ окликнул друга Бабель. ‑ Я спущусь и выясню, что этим… приличным господам угодно.

‑ Да! ‑ притворно зевнул Гертье, пытаясь догадаться, что вынудило господ искать его общества ‑ или что они имеют передать ему. Если б пришла полиция или судебный исполнитель ‑ консьерж так бы и сказал. Но пока векселю не вышел срок, стражам закона незачем являться. ‑ Бабель, раз уж ты идешь ‑ возьми‑ка заодно ведро и принеси угля. У тебя должно быть десять центов… Консьерж! Откройте ему ларь, пусть наберет!

Быть другом знатного кавалера ‑ нелегкая доля. Надев цилиндр и захватив порожнее черное ведро, Бабель удалился.

Рагна сжалась, держа ридикюль обеими руками, словно опять оказалась на ледяной улице. В глазах ее трепетал страх.

‑ Кто это пришел? Вы их знаете? ‑ шепотом спросила она, прислушиваясь к далеким, слабеющим звукам за дверью ‑ консьерж спускался по ступеням, гулко стуча подошвами, а Бабель с частым топотом и жестяным звяканьем ведра катился впереди.

‑ Почему вы шепчете? ‑ так же шепотом ответил Гертье встречным вопросом. ‑ Здесь нет посторонних.

‑ Мне что‑то показалось, ‑ она заговорила громче. ‑ Наверно, от вина.

‑ Красное эрльское, вполне обычное. Жаль, что я не могу предложить лучшего.

‑ Кавалер, я не хотела сказать о вашем угощении ничего дурного.

«Огеньдеш, ‑ вертелось у Гертье на языке. ‑ Или «дух огня», я прав? Черт побери, как славно за одну ночь узнать сразу две истины ‑ во‑первых, что у вечерних костров егеря и ловчие рассказывали отнюдь не пустые байки!.. а во‑вторых, что если ругинка ‑ то уж непременно ведьма… и красавица».

‑ Знай я заранее, что встречу вас, сьорэнн, ‑ припас бы провизии для настоящего ужина. Можете удивляться, но я неплохо готовлю ‑ правда, лишь те блюда, что можно сделать на бивуаке, разведя костер. Жаркое из косули, пальчики оближете. И не бывало так, чтоб мы оказались вечером без дичи ‑ я стреляю без промаху. Батюшка тоже, да и дед… у нас это умение в крови, от предков.

‑ Умение ваше ‑ еще полбеды, ‑ Рагнхильд вновь посуровела, раздосадованная его похвальбой, и взглянула на Гертье недобро. ‑ Иных тянет проверить свою меткость на всем живом. Не выношу я таких… удальцов!

…Бабель выглянул на улицу, дрожа от почти нестерпимого холода. Тело тотчас покрылось мурашками, жесткими, как бисеринки, а дыхание потекло по верхней губе каплями и набухло слизью в ноздрях. Едва завидев обещанных «господ», он захотел унырнуть назад и захлопнуть дверь, но тот из джентльменов в жемчужно‑сером, кто был постарше, остановил его негромким вопросом. Певучий голос прозвучал так, что Бабель почувствовал себя виновным, заслужившим наказание:

‑ Ты не узнал нас?

‑ Нет, почему же, ‑ Бабеля трясло, как желе. ‑ Очень даже узнал. Здравствуйте.

Мороз на пришельцев не действовал, они держались величаво и свободно, как если б стояли вдвоем на пьедестале, отлитые из серебра, и слабый звездный свет мертвыми бликами лежал на пелеринах их пальто и цилиндрах. Со статуями их роднил и тот знобящий душу факт, что из носа и губ у них не выходил пар. Будто они сдерживались, чтобы не осквернять дыхание городским воздухом. Глаза их зеркально мерцали, завораживая Бабеля.

‑ Твой приятель Гертье дома?

‑ М‑м‑м… Да! Он… готовится ко сну!

‑ Он привез с собой девушку.

‑ Ну что вы! ‑ задребезжал Бабель трусливым неискренним смехом. ‑ Кавалер их к себе не возит. Он к ним ездит!

‑ Мы платим за то, чтобы ты служил нам, а не ему, ‑ тоном повелителя напомнил старший. ‑ Мы можем рассердиться на тебя. Кефас, напомни ему, как выглядит наш гнев.