Кэрол Берг - Сплетающий души

Я никак не мог сообразить, зачем мне отпирать свою камеру. Я уже был снаружи. Я выбрался, чтобы сражаться… чтобы спасти Паоло…

Медлительный разум листал мысли и образы, словно они были страницами ветхой книги. Святые боги, что же я наделал?

Боль была несомненной: мучения каждого вдоха, жжение в руках, угрожающе глухая пульсация в животе. Но эта боль не могла быть моей.

Я зажмурился, боясь взглянуть. Но тьма оказалась слишком соблазнительной. С закрытыми глазами я провалюсь в сон лишь для того, чтобы уйти от боли, и тогда я — кем бы я ни был — умру. Поэтому я снова открыл их и увидел то, чего так боялся. Мои ноги были длинными, где-то на пару ладоней длиннее, чем им следовало. И мои руки были длинными, будто у огородного пугала, как я — он — всегда говорил. Но он никогда не видел сильной спины и плеч, которые довершали его фигуру. Рубашка, лохмотьями висящая на кровоточащей груди, была не той, из синего шелка, которую дал мне Страж, но из грубой коричневой шерсти — ее мой друг носил с тех пор, как карлик раздобыл ее для него.

Если б я мог в ужасе отпрянуть от себя, я бы так и сделал. В попытке спасти жизнь Паоло я нарушил все клятвы, которые давал себе с тех пор, как бежал из Зев'На. Я захватил тело своего друга и даже понятия не имел, что сделал с его Душой.

Глава 15

«Не спи. Дыши».

Только необходимые для выживания действия помогли мне сдержать ужас и отвращение.

Как мне вернуть его? Когда я был в Зев'На и делал это — забирал чужое тело для собственных нужд или удовольствия ради, — я не беспокоился о том, что станется с вытесненной мною душой. Тела умирали, едва я покидал их. Я не знал, почему и как это происходит, но это происходило, и не важно, было ли это тело зида, крепостного или раба, существовавшего лишь для того, чтобы служить мне — моей силе. Но сейчас… Я должен был найти Паоло, вернуть его обратно и сам вернуться туда, где мне следовало находиться.

Крепко придерживая ребра одной рукой, я поднялся на ноги. Один шаг. Другой. Медленно, опираясь на столб для порки, на окровавленную плаху и подставку для пыточных приспособлений, я заковылял к стене, где охранители повесили на гвоздь ключи от камеры молодого хозяина — от моей камеры. Я замерз, дрожал, еще никогда в жизни мне не было так больно. После каждого шага мне приходилось останавливаться и отдыхать, пытаясь не выблевать свои внутренности.

«Прости меня, Паоло. Я должен сохранить твою жизнь… вернуть тебя обратно… но не знаю как. Поэтому мне придется использовать тебя, заставлять твое тело работать, хотя это может еще больше тебе повредить».

Я мучительно долго добирался до ключа, вставлял его в скважину и проворачивал. Лишь два пальца Паоло удавалось хоть как-то использовать, но и они отчаянно дрожали, не желая действовать согласованно, пока я не взвыл.

— Ну дела! Тебе придется делать то, что я сказал! — крикнул я и чуть не обернулся, чтобы поискать взглядом Паоло.

Но это я говорил его голосом — и даже его словами, — словно захватил даже его мысли, пока боролся с охранителями. Пытаясь совладать с ключом, я припомнил, что все это время мелькало у меня в голове. Не только мои собственные мысли, как ни посмотри. Паоло тоже был там, с мыслями и чувствами, которые мне неоткуда было узнать. Которые я не имел права знать.

«Мне так жаль. Так жаль. Не умирай».

Казалось, минул час, прежде чем дверь камеры распахнулась и я увидел собственное бесчувственное тело, лежащее на полу. Как бы много причудливых приключений ни довелось мне пережить прежде, но расковывание собственных рук и лодыжек и вытаскивание себя из темницы оказались одними из самых странных занятий в моей жизни. Но по крайней мере, я дышал.

Вытащив свое тело из камеры, я осел на пол рядом с ним, пережидая, пока схлынут волны боли и головокружения, чтобы обдумать, что мне делать дальше. Если Паоло по-прежнему оставался где-то в этом теле, возможно, окажется достаточным просто выбраться из него. Я должен был торопиться. В любую минуту мог прийти Страж, чтобы проверить, выполнено ли его повеление. Но сначала…

Бог и демоны, в голове у меня царила неразбериха, все тело ныло от боли. Свет начал ускользать от меня, словно факелы падали в глубокий колодец. Я потянулся следом, пытаясь поймать их. От этого зависела моя жизнь… Жизнь Паоло… Но я упустил свет, упустил из-под ног землю и обрушился следом за ними в глубины…

— Проклятье, ты что, собираешься проспать весь день? Я думал, я тут избитый, но твоя голова похожа на гнилую тыкву. Пора убираться отсюда.

— Ты не можешь говорить потише? У меня голова болит.

С какой стати я говорю сам с собой, когда все, чего мне хочется, — это не просыпаться?

— Дай кому-нибудь сломать тебе пару-тройку ребер. Или получи сапогом в живот. Мигом забудешь про свою голову.

Я все еще сидел, откинувшись на пыточный столб, обняв себя окровавленными, истерзанными руками. Выглядел полумертвым. Но как я мог это видеть? И почему в то же самое время грязный каменный пол так зверски давил мне на лицо?

Я быстро сел, не обращая внимания на боль, которая казалась такой ничтожной в сравнении с тем, что я испытывал прежде.

Это Паоло сидел, прислонившись к столбу. Где-то среди месива, в которое было превращено его лицо, безошибочно угадывалась кривая усмешка, не виданная мною с тех пор, как мы выехали из Виндама.

— Пора бы перестать за тобой таскаться. Так и убиться недолго.

— Это ты, — выдохнул я, по-дурацки разинув рот. — А я… Ох, будь оно все проклято, должно быть, это мне приснилось. Никогда больше не засну.

Казалось, на голову мне рухнула гора. Но, по крайней мере, это была моя собственная голова, и к ней прилагались мои собственные руки и ноги.

— Не-а, не приснилось. — Его улыбка угасла, но гнева, который должен был прийти ей на смену, так и не последовало.

«Не сон…»

Он должен быть взбешен… преисполнен омерзения. Он должен чувствовать себя оскверненным — но вместо этого он просто сидел и смотрел на меня, в ожидании объяснений. Меня замутило.

— Прости. Не знаю, как я… Я не собирался… Клянусь.

— Не собирался? Я-то думал, ты колдовал именно затем, чтобы сохранить мою шкуру целой. Драной, конечно, но не на куски же.

Смех вырвался из его глотки больше похожим на хриплый кашель.

— Конечно, я хотел помочь. Но не так… не овладевая тобой. Ни за что. Я не знал, что могу. Не теперь. Только когда я был лордом. Когда у меня была сила и я делал это нарочно, человек после всегда умирал. Я не знаю, как это произошло. Я просто хотел помочь.

Это звучало так по-детски, жалким оправданием за недопустимый проступок.