На стороне мертвецов (СИ) - Волынская Илона

Зиночка повернулась к нему, блеснув стеклышками гоглов и улыбкой:

— За тесемочками!

— Э… — невнятно выдавил Митя, а Зина хихикнула:

— После того, как обошлись со Свенельдом Карловичем…

«Использовали и вышвырнули без всякой благодарности!» — мысленно закончил Митя. Когда поместье Анны Владимировны, ранее Штольц, ныне Лаппо-Данилевской, было спасено от разорения, та развелась со скучным германцем, и выскочила замуж за отца Алешки.

— Анну Владимировну не принимают в обществе! Во всяком случае, у губернатора… и других важных особ…

Вину за развод благородный Штольц взял на себя, но… все всё знают, и бросившая Штольца супруга надолго, если не навсегда станет парией.

— Но ее новый муж, Иван Яковлевич, он… тоже важная особа. Губернский земский гласный от дворян. Связи в губернии и в Петеребурге. — принялась перечислять Зинаида. — Богат… а с имением Анны Владимировны… и скифским золотом, которое Свенельд Карлович нашел… стал еще богаче.

Митя неприязненно поморщился: Анна Владимировна станет парией… но лишь на некоторое время. Скорее всего, на один нынешний сезон.

— Но в этом сезоне она на губернаторский бал не попадет, а мы дебютируем, вот она и написала маменьке, что новые бальные платья ей не нужны, а отделку она уже заказала, а к следующему сезону та уже выйдет из моды… И маменька сказала, что надо протянуть руку поддержки…

«Особенно если в эту руку торжественно водрузят мотки дорогих кружев» — ехидно подумал Митя, но произносить вслух не стал — Зиночка и без того была красной, как с мороза. Вместо этого нагнулся еще ближе и заговорщицки спросил:

— Подлизывается?

Зина мгновение смотрела на него широко распахнутыми глазами… а потом прыснула… и кивнула:

— Не только к нам! Она и губернаторше подарки посылает, и другим дамам…

— Тыр-тыр-тыр-тыр! — гул и тарахтение заставили Митю оглянуться и…

Послать свой автоматон вперед.

Перехватить Зиночкины пальцы, лежащие на поворотном рычаге паро-кота.

Резко рвануть рукоять на себя!

— Ах! — паро-кота повело вбок, борта автоматонов столкнулись, Митя только и успел, что обхватить едва не вылетевшую из седла Зиночку за талию.

Зиночкин вскрик слился с пронзительным гудком… и подпрыгивая на выбоинах, мимо них с рокотом пронеслась… паротелега!

— С… спасибо! — Зиночка задрала гоглы на лоб, с возмущением оглянувшись вслед исчезнувшей за поворотом паротелеге. — Кто этот сумасшедший?

— Не знаю… — задумчиво протянул Митя.

«Но догадываюсь!» — кузов паротелеги покрывал наскоро сделанный навес, точно такую же он недавно видел возле складов «Брянского товарищества».

— До Лаппо-Данилевских еще далеко?

— Рядом совсем! — заверила Зиночка, и впрямь, совсем скоро они свернули с дороги в тенистую аллею.

Дом на Тюремной площади нравился Мите, но… у Лаппо-Данилевских оказалось настоящее городское имение! Пожалуй, не хуже, чем у господ Демидовых в Москве. За фигурной оградой виднелся изящный дом с колоннами и изрядными боковыми крыльями. На простирающейся перед домом ярко-зеленой лужайке стоял столик с кружевной скатертью, служанка в беленьком фартучке разливала чай, а дама в ажурном легком платье крокетным молоточком загоняла шар в воротца.

— Enfin, c'est vous![1] — Анна Владимировна помахала молоточком и по-девичьи бегом кинулась навстречу. Остановилась, растерянно глядя на Митю и прижимая молоточек к груди. — О! Это вы… О! — второй взгляд она подарила растрепанной Зиночкиной косе и измятым рукавам блузы. — Что-то случилось?

— Ах, вы и вообразить не можете, Анна Владимировна! Нас на дороге чуть паротелега не сбила! — скорее с энтузиазмом (приключение!), чем с огорчением выпалила Зинаида, выбираясь из седла.

Взгляд Анны Владимировны метнулся в сторону.

— Какой ужас! — вскричала она. — Но… вы же целы? Слава Предкам! Катерина! Отведи барышню Шабельскую в гардеробную и помоги привести себя в порядок. И покажи, что я там отложила… Красивые вещицы — лучшее лекарство, верно, Зиночка? Ах, как жаль, что я не увижу вас на вашем первом балу! А вас, Митя…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Благодарю вас, со мной все в порядке. — оборвал поток заботы Митя.

— Тогда хотя бы чаю! Прошу, прошу! — она замахала руками, будто загоняла кур в курятник. Митя оглянулся на бредущую к дому Зинаиду и… направился к чайному столику. Ну не торчать же в седле автоматона, будто конная статуя посередь лужайки.

Анна Владимировна захлопотала, накладывая на тарелку пару эклеров, ломтик ягодного суфле, нервно подрагивающее бламанже, песочное печенье…

— Анна Владимировна, умоляю, мне столько не съесть. — взмолился Митя.

— Ай! — ее рука дрогнула, струя кипятка из самовара ударила в чашку… Митя торопливо схватился за самоварный краник, отсекая брызжущую струю кипятка. Анна Владимировна поднесла стиснутый кулачок к губам.

— Я… простите… Митя, скажите… а правду говорят… что ваша тетушка его даже к столу не допускает? Свенельда?

Митя мысленно зашипел, даже не зная, на кого злится больше: на тетушку, на город, где слухи разлетаются со стремительностью морового поветрия, или на эту вот… защитницу брошенного супруга!

— Наша семья очень уважает Свенельда Карловича. — не отрывая глаз от собственной чашки, процедил Митя. Чистая правда: отец уважает старшего Штольца, Митя уважает — настолько, что даже Ингвар не помеха, а тетушка… тетушка не в счет. — Мы благодарны за все, что он для нас… и нашего имения, сделал. — и медленно поднял глаза на Анну.

— Ой! — та шарахнулась так, что едва не упала вместе со стулом.

— Что с вами?

— Н… ничего! — дико косясь на Митю, пролепетала та. — Вы… мне вдруг показались таким… страшным! Как… как смерть!

«Я в обществе. — мерно, точно отсчитывая удары колокола, мысленно проговорил Митя. — В обществе надо держать лицо… Держать, я сказал!» — и опустил веки, прикрывая глаза.

— П… показалось. — выдохнула Анна, но коситься не перестала. — Что же вы не едите! Вы ешьте, ешьте!

Митя взял пирожное и она заметно успокоилась — с кремом на губах он уже такого ужаса не вызывал. Она едва слышно шепнула:

— Вы считаете меня… неблагодарной?

Пирожное пришлось кстати: пока проглотишь кусочек, пока вернешь на блюдце, пока промокнешь губы салфеткой… Анна Владимировна не выдержала:

— Никто не понимает! — она скомкала в кулачке кружевную отделку платья. — Свенельду хорошо, он немец, у него вместо крови — чернила, а вместо страсти — бюджет! А я… я живая! Вот вам, Митя, когда-нибудь хотелось чего-нибудь так… чтоб пальцы сводило от желания? Шляпку с перышками, или платье… Ты изнываешь от желания… от жажды! А в ответ — «У нас бюджет!» — передразнила Анна Владимировна.

— Мне никогда не хотелось шляпку с перышками. — отрезал Митя. Ему хотелось сюртуков и жилетов, и новомодный котелок.

— Ах, мужчины вовсе не понимают! — отмахнулась Анна. — Женщина без красивых вещей… это… как без воды! Или без воздуха! Разве не обязанность мужчины — позаботиться о том, что женщине необходимо? — она возмущенно поглядела на Митю, а он… впервые смутился. Потому что… он ведь тоже страдал от непонимания, отцовского, например, который считал Митины заботы о гардеробе не стоящей внимания ерундой. А у женщин это чувство, наверное, еще сильнее.

— Первый мой супруг тратил на себя. Свенельд — на имение… А Иван Яковлевич, он…

— Понимает? Заботится?

— Да! — она вскочила, взмахнув кружевным подолом, но прежде, чем Митя успел подняться, села снова. — Пусть я даже не могу появляться в обществе… То есть, я надеялась, что смогу… Но эта… эта… — личико Анны исказилось злостью, и она прошипела. — Леокадия Аркадьевна…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ее превосходительство?

— Да! — почти взвизгнула Анна. — Губернаторшшшша… Сказала, что видеть меня не желает!

— Почему бы вам не уехать пока заграницу? — осторожно поинтересовался Митя.

Отделку на платье раздаривать бы не пришлось.

— У Иван Яковлевича дела. — вздохнула Анна.