На стороне мертвецов (СИ) - Волынская Илона

Митя вспомнил недавнюю встречу и тоже вздохнул: Лаппо-Данилевский вложился в новые бельгийские заводы — и скоро вернет все потери от отнятого Митей бабайковского хозяйства. А Митя с отцом так и останутся при мертвецком кирпиче, который никто не покупает, и водке, честно сданной в полицейский участок. Ну уж нет! Лаппо-Данилевские уже не раз нарушали закон, рано или поздно они сделают это снова и… Митя зло ухмыльнулся. В этот момент он будет рядом и настороже.

Стоп! Рядом? Он что, отказался от желания вернуться в Петербург? Настороже? Это уже похоже на желание заняться сыском, как отец, а ведь он твердо решил, что никогда…

— Ох, Митя, вы, кажется, опять злитесь — неужели из-за меня? — Анна Владимировна принялась суетливо наливать чай. — Поверьте, и без губернского общества я не скучаю. Жаль, вас еще не было в городе — видели бы вы, что устроил Иван Яковлевич на мои именины! Я на Анну Кашинскую народилась[2]… - вскользь пояснила она. — Настоящие народные гуляния! Даже ворота открыли и разрешил местным заходить, если, конечно, они чистоплотны и прилично одеты.

Митя вспомнил обитателей барака… их бы господин Лаппо-Данилевский приличными точно не посчитал!

— Я одела вышитую сорочку и настоящую деревенскую плахту, и сапожки, а Иван Яковлевич подарил мне монисто, как у деревенских модниц — только из золотых червонцев, конечно! И представьте себе, я даже плясала гопак — это было так забавно! А еще цирк и цыгане — я веселилась как ребенок! После этого постоянного… «бюдже-ет» — я словно ожила! Иван Яковлевич меня воскресил! Ах, вот и он! — она снова вскочила, указывая на двух мужчин, вывернувших из-за крыла дома. Следом угрюмо плелся Алешка. — Видите, у него тоже постоянно дела, но… они же не делают его угрюмым букой! — и она снова хрипло и мрачно протянула. — «Бюдже-е-ет!»

— А дела у него… у Ивана Яковлевича… с княжичем Урусовым? — настороженно протянул Митя, разглядывая спутника Лаппо-Данилевского. Урусов выглядел… растерянно. И даже смущенно. Что делает сыскарь в поместье… преступника? Хотя Урусов ведь не знает, никто не знает, кроме Мити…

— Mon cheri! — старший Лаппо-Данилевский склонился к руке супруги. — И вы здесь, Митя!

— Митя сопровождает Зиночку Шабельскую. Представьте, господа, на них чуть не наехала паротелега! — сделала большие глаза Анна. — Мы совершенно не задумываемся, что паротелеги могут быть опасны не меньше, чем понесшие лошади!

— Зи-и-ночку? — протянул Алешка. — Давно пора было выбрать кого-то… вашего уровня.

— Да, Зинаиде подходит город. — невозмутимо кивнул Митя. — Как Лидии — луга и поля.

«Я был не слишком тонок? Он понял, что я назвал барышню, за которой он ухаживает, деревенской простушкой?»

Алешка насупился.

— Надеюсь, на своем первом балу обе барышни будут выглядеть достойно. С помощью моей супруги, конечно же. — старший Лаппо-Данилевский тоже знал толк… в тонких оскорблениях.

— А вот и она! — вскричала Анна.

На ступеньках парадного крыльца появилась Зина — горничная тащила за ней стопку каких-то свертков, пакетов…

— Если в Зиночкин автоматон все не влезет, мы положим к вам на заднее сидение. — деловито объявила Анна. — Вы же не откажите, Митя?

Митя представил, как с борта паро-коня свисают кружева…

— У нас еще прогулка, до слободы лоцманов! — запротестовал он.

— О, это совсем недалеко — отсюда прямая дорога!

— Но я-то там никогда не был и… — под насмешливым взглядом Алешки Митя начал торопливо пятиться перед наступающей на него горничной со свертками. — Мы, пожалуй, поедем… Анна Владимировна… Господа…

— Погодите! — вдруг вмешался Урусов. — Та паротелега, что на вас чуть не наехала… Вы ее запомнили?

Митя был зол. Он поглядел на озабоченного Урусова, на насмешливо улыбающегося Лаппо-Данилевского, на Алешку, следящего за ним как охотник в засаде, на хлопотливую Анну, все-таки велевшую затолкать на заднее сидение его паро-коня какие-то свертки! Он знал, что нужно сказать — «нет, не запомнил» — это было бы правильно, умно, осторожно… Но отчаянно хотелось стереть самоуверенную ухмылку с лица Лаппо-Данилевского. И все, на что хватило Митиного благоразумия, это обронить:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да что там запоминать… Паротелег на всю губернию много ведь не наберется, верно?

[1] Наконец-то это вы! (фр.)

[2] 3 августа

Глава 26. Зловещая паротелега

— Вы нас… меня… осуждаете?

Митя вздрогнул. Они долго ехали в тишине, разбиваемой только шипением пара и цокотом стальных копыт и когтей. От городского поместья Лаппо-Данилевских вела утоптанная, но не слишком широкая тропа, так что то и дело приходилось ехать не рядом, а друг за другом. Митя был даже рад, не разговаривать — слишком много ему надо было обдумать. Но вот тропа закончилась, сливаясь с тенистой гравиевой дорогой над кручами Днепра. Ехавшая впереди Зинаида придержала свой автоматон, подняла гоглы, и сейчас глядела на него блестящими сухими глазами.

— Тоже считаете, что мы… побираемся?

— Кто еще… считает? — осторожно переспросил Митя, в очередной раз мысленно восславив светское воспитание, позволившее сдержать раздражение и даже не поморщиться. Все местные дамы и барышни полагают, что ему только и есть дела — их осуждать! Когда он о них даже и не думает, а думает… совершенно о другом.

— Одна из моих сестер. — уклончиво ответила Зинаида.

«Ада, наверное…» — подумал Митя.

— Она говорит, что одновременный дебют для троих — это глупость, а не экономия, а еще большая глупость одалживаться у Лаппо-Данилевских. Что за любую услугу от Ивана Яковлевича приходится платить втридорога…

Митя невольно кивнул — он всегда считал Аду умной девушкой.

— Мне тоже не слишком нравятся господа Лаппо-Данилевские…

— Потому что Лидия отдала предпочтение Алешке? — с деланным равнодушием спросила Зинаида.

— А она отдала? — еще равнодушнее переспросил Митя.

— Вам не сложно будет ее вернуть. — фыркнула Зинаида.

Митя окончательно вынырнул из своих размышлений: до Лаппо-Данилевских ли тут, когда рядом — такая умная девушка! Гораздо умнее Ады. И… совершенно очаровательная! Ветви деревьев вдоль дороги были словно рамой для затянутой в кожаный корсаж стройной фигурки, тянущий от реки ветерок заставлял трепетать черные пряди, смугловатые щеки горели румянцем… Яркая, сильная… Как он мог предпочесть ей — Лидию? Ничего, никто не безупречен, главное, вовремя исправить ошибку. Он подался из седла к Зинаиде и… она качнулась к нему навстречу. Совсем чуть-чуть, едва-едва…

— Я ничего не терял, так что и возвращать нечего… — почти в самые ее губы прошептал он. — Если, конечно, вы…

— Что — я? — также шепотом откликнулась она.

— Если вы будете танцевать со мной на вашем балу…

— Но… вы же сказали Лидке… Лидии, что не придете на бал! — она даже отпрянула, вызвав мгновенное и резкое чувство досады.

— Я сказал Лидии, что не приду на ее бал. — поправил Митя.

— Еще тогда, в имении? — воскликнула Зинаида, кажется, наконец, избавляясь от страха, что она — всего лишь способ отомстить старшей сестрице.

Митя подался вперед — главное, не вывалиться из седла, а то даже желанием «пасть к ногам» не оправдаешься — у парокота лапы! Обхватил рукой тонкий девичий стан — кожа корсажа непривычно, странно и одновременно притягательно заскрипела под его ладонью. Зинаида не закрывала глаз, как Лидия — они были совсем рядом, широко распахнутые, растерянные… И не обвивала его шею руками, только схватилась за плечи, может, тоже боясь выпасть из седла.

«Только бы не опозориться!» — успел подумать Митя — Лидия целоваться умела, а здесь, кажется, первый поцелуй… и прижал Зинаиду к себе. Автоматоны звучно столкнулись бортами, заставив обоих вздрогнуть, но не разорвать поцелуй и…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Рев, так похожий на медвежий, налетел из-за поворота дороги, а следом, в скрежете колес и разлетающемся гравии выскочила… знакомая паротелега! И ринулась прямо на них!