Джордж Мартин - Танец с драконами

Ознакомительный фрагмент

— В другой раз, — солгал лорд-командующий. — Эдд, ужинай сам. У меня остались незавершённые дела.

Казалось, снаружи стало ещё холоднее. В окне Королевской Башни, расположенной напротив замка, он заметил огонёк свечи. На крыше башни, глядя на возвышающуюся Стену, стояла Вель. Станнис держал её взаперти в комнате, находящейся прямо над его собственными покоями, но разрешал выходить на укрепления, чтобы размяться.

«Она выглядит такой одинокой, — подумал Джон. — Одинокой и прекрасной». — Игритт была по-своему симпатична с рыжими, словно поцелованными огнём, волосами, но только благодаря улыбке её лицо расцветало. Вель не нужно было улыбаться. Одно её появление при любом королевском дворе заставило бы мужчин повыворачивать шеи.

И всё же её тюремщики не любили принцессу одичалых. Она презирала их как «поклонщиков» и трижды пыталась сбежать. Стоило одному из солдат в её присутствии зазеваться, как она стянула у него кинжал и воткнула ему в горло. Ударь она всего лишь на дюйм левее, и он был бы мёртв.

«Одинокая, прекрасная и смертельно опасная, — подумал Джон. — И она могла быть моей. А вместе с ней Винтерфелл и родовое имя моего отца». — Но вместо этого он выбрал чёрный плащ и ледяную стену. Взамен он выбрал честь. — «Честь бастарда».

Джон пересёк двор. Справа от него возвышалась мерцающая огоньками искрящегося льда наверху, и окутанная тенью внизу Стена. Сквозь решётку в воротах был виден оранжевый отблеск костра — там прятались от ветра часовые. Джон слышал скрип цепей и скрежет раскачивающейся корзины подъемника. Должно быть там наверху часовые жались к жаровням, перекрикиваясь под шум ветра. Без этого нельзя — замолчав, останешься наедине со своими мыслями и можешь забыться и заснуть.

«Я должен ходить по льду. Стена — моя».

Сноу проходил под остовом башни лорда-командующего мимо того места, где у него на руках умерла Игритт, когда рядом возник Призрак. Из пасти волка вылетали облачка тёплого пара, а сиявшие в лунном свете глаза напоминали огненные озёра. Рот Джона наполнился привкусом крови, и он понял, что этой ночью во время охоты Призрак кого-то убил. — «Только не это, — подумал Джон. — Я же человек, а не волк». — Он сплюнул и, не снимая перчатки, вытер рот тыльной стороной руки.

Клидас по-прежнему жил в комнатах под воронятней. Джон постучал. Послышались шаркающие шаги, и в приоткрытую щелочку двери выглянул мейстер, державший в руке лучину.

— Я помешал? — спросил Джон.

— Совсем нет. — Клидас растворил дверь пошире. — Я готовил вино со специями. Не желает ли, милорд, бокал?

— С удовольствием. — Джон стянул перчатки и размял окоченевшие пальцы.

Клидас вернулся к очагу, чтобы помешать вино.

«Ему уже почти шестьдесят. Совсем старик. Он кажется молодым только по сравнению с Эйемоном».

Клидас был маленького роста, полный, с блекло-розовыми, словно у кого-то ночного существа, глазами и практически лысый — лишь на макушке торчало несколько седых волос. Джон обхватил обеими руками поданную Клидасом чашу с вином, вдохнул аромат специй и сделал глоток. По груди разлилось приятное тепло. Он сделал новый глоток — на этот раз побольше, чтобы смыть привкус крови во рту.

— Люди королевы говорят, что Король за Стеной умер как трус. Будто он умолял о пощаде и отрицал, что был королем.

— Так и есть. Сегодня Светозарный горел ярче обычного. Сиял словно солнце. — Джон поднял чашу. — За Станниса и его волшебный меч. — Вино показалось горьким на вкус.

— Его величество — не простой человек. Как и большинство из тех, кто носит корону. Мейстер Эйемон говорил, что многие хорошие люди оказывались скверными королями, и наоборот — из некоторых плохих людей получались хорошие короли.

— Ему лучше знать. — При Эйемоне Таргариене на Железном Троне сменилось девять королей. Он сам был сыном короля, братом короля и дядей короля. — Я просмотрел ту книгу, что мне оставил мейстер Эйемон — «Нефритовый свиток». Там есть страницы, где рассказывается об Азоре Ахаи и его мече Светозарном, который тот закалил в крови своей жены. Если Ватар не лжёт, меч навсегда сохранил тепло Ниссы-Ниссы и никогда не остывал. Во время сражений клинок раскалялся, и когда Азор Ахаи вонзал его в брюхо монстра, кровь у того закипала, из пасти начинал валить дым, глаза лопались и вытекали, а тело вспыхивало огнём.

Клидас захлопал глазами.

— Меч, хранящий своё тепло… …

— …очень пригодился бы здесь, на Стене.

Джон отставил чашу и натянул чёрные перчатки из кротовой кожи.

— Жаль, что меч Станниса холодный. Было бы интересно взглянуть, как этот Светозарный поведет себя в бою. Спасибо за вино. Призрак, ко мне.

Джон Сноу накинул на голову капюшон плаща и толкнул дверь. Белый волк последовал за ним в ночь.

В арсенале было темно и тихо. Джон кивнул часовым и прошёл в свою комнату мимо стоявших в ряд, словно безмолвные стражи, стоек для копий. Сняв пояс с ножнами, он повесил его на вбитый у двери гвоздь, а на соседний — плащ. Стянув перчатки, Сноу долго возился, зажигая свечу онемевшими пальцами. Свернувшийся калачиком на коврике Призрак вскоре заснул, а Джон так и не прилёг. Обшарпанный сосновый стол был весь завален рапортами разведчиков вперемежку с картами Стены и лежащих за нею земель. А поверх них валялось письмо из Сумеречной Башни, написанное размашистым почерком сира Денниса Маллистера.

Сноу вновь перечел послание из Сумеречной Башни, заточил перо и открыл пузырек с густыми чернилами. Он написал пару писем: одно — ответ сиру Деннису, второе — Коттеру Пайку. Они оба требовали от него подкрепления. Он решил отправить Хальдера с Жабой на запад в Сумеречную Башню, а Гренна с Пипом в Восточный Дозор у Моря. Из-за вязких чернил все слова получались какими-то оборванными, корявыми и неуклюжими, но Джон, вооружившись терпением, писал дальше.

Когда наконец он отложил перо, в комнате стало так прохладно и сумрачно, что ему показалось, будто стены сжались вокруг него. Сидевший на окне ворон Старого Медведя разглядывал его своими проницательными черными глазками. — «Мой последний товарищ, — печально подумал Джон. — Лучше уж мне пережить тебя, иначе ты склюёшь и мое лицо тоже». — Призрак не в счёт. Волк был больше, чем друг. Он был частью его самого.

Сноу встал из-за стола и поднялся по ступеням к своей узкой койке, которая когда-то принадлежала Доналу Нойе.

«Такова моя участь, — раздеваясь, понял он. — Отныне и до конца моих дней».