Кира Измайлова - Наследство

— Пришли, — предупредил Генри. — Подожди тут…

Он нырнул в темноту очередного жилища из шкур, через некоторое время высунулся и поманил Марию-Антонию рукой.

— Заходи.

Она пробралась внутрь, неловко уселась рядом с Генри, попытавшись так же скрестить ноги. Привыкнув к тусклому освещению — едва тлеющий очаг мало что давал рассмотреть, — увидела, наконец, хозяина…

Это был старик — Мария-Антония затруднилась определить, сколько ему может быть лет, по лицам делакотов возраст читался скверно, — но старик еще очень крепкий, каким бывают древние могучие деревья. С изборожденного глубокими морщинами, высохшего лица смотрели яркие черные глаза, будто бы вовсе без белка, словно дыры в никуда, в безбрежную пустоту, что открывается за припорошенным звездами небом… Совершенно седые волосы, заплетенные на висках в косы, нечесаной гривой падали старику на спину, которую не согнули годы. Узловатые руки в переплетении вздувшихся вен перебирали что-то вроде четок, но Марии-Антонии не хотелось приглядываться, что заменяет бусины, отчего-то ей казалось, будто ей не понравится это открытие.

— Посмотри, досточтимый, — устало сказал Генри. — Я рассказал всё, что знал, что поведала мне эта женщина. Как нам справиться с этой напастью?

Старик поднялся на ноги, оказавшись выше, чем ожидала Мария-Антония: наверно, ростом он не уступал Генри, — поманил ее пальцем.

Девушка встала, чувствуя на себе испытующий взгляд. Старик протянул руки и взял ее лицо в ладони — так ей показалось, хотя на самом деле он не прикоснулся к ней. Мария-Антония взглянула в угольно-черные глаза и замерла, прикованная чужим взглядом, глубоким, каким-то… нездешним. Там, в непроглядной черноте этого взгляда, жила бесконечная древность, которая не могла принадлежать обычному человеческому существу, даже такому старому, как это, она манила, тянула к себе, в себя…

Мария-Антония ахнула и с размаху села на пол — Генри едва успел подставить руку, чтобы она не угодила в очаг. Ощущение было таким, будто старый шаман держал ее взглядом, держал, а потом резко отпустил, вот она и отшатнулась.

— Цела? — отрывисто спросил Генри, не выпуская ее руки. — Ну и хорошо. Так что скажешь, досточтимый?

Старик, усевшийся по другую сторону очага, покачал головой, будто бы в глубоком раздумьи.

"Я ведь до сих пор не слышала его голоса," — сообразила Мария-Антония.

— Сильное заклятье, — проговорил он вдруг, и девушка вздрогнула от неожиданности. Она ожидала, что шаман будет хрипеть или шепелявить, но у него оказался глубокий звучный голос. Да и с чего ему шепелявить, сообразила она вдруг, если у него все зубы целы! — Древнее. Да от белых людей. Чего же ты хочешь от старого человека?

— Помощи, — негромко, но весомо ответил Генри. — Ты можешь, я знаю. Ты даже почуял, что я иду по Пустырю, так неужели…

— Нехитрое дело — почуять, кто шляется по Пустырю, по тропам делакотов, — тихо засмеялся шаман, — если знаешь их, как жилы на своих руках! А такое я вижу впервые.

— И что, никакой надежды? Так и таскать ей за собой этот кустарник чертов? — по мнению Марии-Антонии, Генри вел себя непозволительно грубо, но она предпочла промолчать. — А если он ее угробит?

— Привез хоть щепку? — перебил старик. — Дай.

Генри ругнулся сквозь зубы, порылся в кармане куртки и сунул шаману обломок ветки. Тот покрутил ее в пальцах, цокнул языком с явным восхищением и вдруг швырнул кусочек дерева в огонь. Едва тлеющее пламя взметнулось столбом, посыпались зеленоватые искры. Мария-Антония отшатнулась, Генри выругался уже вслух, а старик негромко рассмеялся с явным удовлетворением.

— Древнее заклятие, да, — заключил он.

— Ты уже сказал, — нахмурился Генри. — Да мы и без тебя это знали! И ладно даже, ветки… вырублю, не переломлюсь! Как быть с тем, что она просыпается и себя не помнит, а? Что я…

Старик остановил его повелительным жестом, привстал, пересел поближе к Марии-Антонии. Снова поймал ее взгляд, намертво приковав к себе, обвел всю ее ладонями, не прикасаясь, впрочем, нахмурился.

— Заклятие не снято, вот и выходит… — заключил он.

— Ты не поверишь, но об этом даже я догадался! — не выдержал Генри. — Как его снять-то, а? Где я принца возьму? Прекрасного непременно! Ну придумай ты что-нибудь, я ведь знаю, какими ты силами ворочаешь!

— Не знаешь, — произнес старик одними губами, так, что расстроенный Монтроз ничего не заметил, а Мария-Антония, не сводившая с шамана глаз, сумела различить. И еще увидела, как он, не меняя позы, одним движением кисти снова подбросил что-то в огонь, и пламя опять поменяло цвет, едва заметно, но тени взметнулись до островерхой кровли и заплясали как-то странно…

— Значит, зря… — проговорил Генри, мотнул головой, потер лоб, глаза — девушка знала за ним этот жест, говоривший о крайней усталости. — Зря тащились сюда. Понадеялся… дурак…

Речь его сделалась неразборчивой, Генри определенно клонило вперед, и Мария-Антония поспешила придержать его за плечо, чтобы не сунулся лицом в очаг, но он даже не заметил. Старик наблюдал за ними с затаенной усмешкой.

— Генри! — встряхнула принцесса Монтроза. — Очнись! Слышишь?

Он не слышал. Удержать его девушка тоже не могла — голова Генри сперва легла ей на плечо, а потом ей пришлось поменять позу, потому что иначе сидеть было бы неудобно — рейнджер преудобно устроился у нее на коленях, уснув мертвым сном.

— Пусть спит, — сказал шаман, перехватив ее удивленный взгляд. — Сильное заклятье. Даже на чужаков действует.

Он показал Марии-Антонии зажатый в пальцах обломок черной колючей ветви. Тот самый, что вроде бы бросил в огонь.

— Вы… — она осеклась. Кто знает, что может придумать старый колдун, а Генри… его не разбудишь!

— О таких вещах не говорят при свидетелях, — сказал он серьезно, пряча кусочек дерева куда-то в складки своей одежды. — Не беспокойся. Он просто спит. Спит хорошим сном без сновидений и проснется поутру полным сил. А вот ты…

Марии-Антонии стало не по себе, но она быстро взяла себя в руки. Не пристало принцессе бояться дикарского колдуна, пусть даже он способен обратить ее в безобразное чудовище!

— Ты сильная, — произнес старик, внимательно наблюдавший за ней. В черных его глазах отражались языки пламени, и выглядело это… неприятно, будто сам сатана явился и сейчас потребует душу в обмен на услугу! Мария-Антония представила, как церковники пугают верующих таким вот стариком, и едва сдержала неуместную улыбку. — Боишься, но воли страху не даешь. Это хорошо.

— Я дочь вождя, — сказала девушка, сообразив, что титул принцессы мало о чем скажет такому человеку, — и вдова вождя. Я знаю, что такое страх, и привыкла не бояться его.