Травоядный. Том III - Лев Белин

Он развернулся и пошёл по палубе рядом с Фаном, их шаги гулко отдавались в моих ушах. Я остался на коленях, тонув в предательстве и ядовитом тумане, а мир вокруг начал расплываться, как отражение в мутной воде.

Глава 15

Капитан

Я приходил в себя с тяжёлым, знакомым ощущением, будто вчера кутил в таверне, заливая в глотку ром и умываясь пивом. Голова трещала, словно по ней прошлись кузнечным молотом, веки разлеплялись с трудом, липкие и тяжёлые. Перед глазами покачивалась тусклая лампа, подвешенная на коротком столбике, её свет отбрасывал дрожащие тени на сырые деревянные стены. Чуть ниже висел медный колокол, покрытый зеленоватой патиной, а прямо передо мной — решётка, грубая, из ржавого железа. Руки были стянуты за спиной, запястья саднили от холодных, тугих кандалов.

«Опять? Да сколько можно?» — подумал я, чувствуя, как внутри закипает злость.

Я быстро пробежался взглядом по тесной камере, пытаясь собрать осколки памяти. Предшествующие события ускользали, как дым сквозь пальцы. Нет, я помнил, как бился с Уггелем, его рычащий оскал и когти, сражение у ворот, где кровь лилась рекой, и бегство через лес… Варита помнил — его громкий хохот и обещания. Корабль тоже всплыл в памяти — большой фрегат, куда внушительнее тех, что я видел в своём прошлом мире. А вот что было дальше…?

«Дальше нас предали, господин», — прозвучал голос Черныша в голове, тихий, но отчётливый, как шёпот ветра.

«Предали?» — переспросил я, и тут воспоминания начали проступать, словно тени в густом тумане.

Варит, ублюдок… продал нас, как чёртов товар. Сука! Кровь закипела в жилах, челюсть сжалась до боли, зубы скрипнули. Я поверил ему — один раз, мать его, поверил! — и вот результат: я снова в кандалах, за решёткой, как зверь в клетке! Убью… я их всех убью, вырежу по одному, и пусть их кровь пропитает этот проклятый корабль.

Сверху, с главной палубы, до моих ушей донёсся шум — радостные крики, пьяный хохот, звон кубков. Мрази праздновали, упиваясь своей подлой победой. Корабль покачивался на волнах, скрипя потёртыми досками, и я попытался прикинуть, сколько времени прошло. Сквозь щели в стенах пробивались тонкие лучи света, окрашенные золотом заката, — значит, не так уж долго я был без сознания.

Я упёрся локтями в пол и, напрягая спину, приподнялся, прижавшись к холодной, влажной стене. Впереди, за решёткой, на низкой табуретке сидел куницид — тощий, жилистый, с выщербленной мордой, где вместо носа зияла рваная дыра. На поясе висела сабля — неплохая, изогнутая, с потёртой рукоятью, а сам он был одет в грязную холщовую рубаху и короткие штаны, обнажавшие кривые ноги. Обычный корабельный сброд, каких я повидал сотни. И это они-то меня заковали?

«Господин, вы не помните птицлингов?» — спросил Черныш, его голос пробился сквозь гул в голове.

Что? Какие птицлинги? Я напряг память, вороша обрывки. Да, точно, были какие-то странные твари — чёрно-рыжие, с перьями, блестящими, как обсидиан. Таких птиц я не встречал ни в этой жизни, ни в прошлой.

«Есть история о птице с чёрной головой и огненным сердцем, — начал Черныш. — По легенде, они были прокляты, и с тех пор никто не смел прикоснуться к ним: их тело лишало чувств, а кровь была горькой, как полынь».

«И к чему это?» — буркнул я мысленно.

«Это был их Дар — парализующий яд. Такие Дары не редкость, но у птицлингов встречаются нечасто», — пояснил он.

Понятно. Вот как они нас уложили — подло, без шанса на сопротивление.

— Мм-мм… — послышалось сбоку.

Я повернул голову. Шайя ворочалась, её уши подрагивали, глаза медленно открывались. Я оглядел камеру: Уггель лежал в углу, его грудь тяжело вздымалась; Капюшон свернулся калачиком, неподвижный, как тень; Хатис дышал ровно, но всё ещё был без сознания. Тут были все, кто представлял хоть какую-то ценность. Сквозь решётку я разглядел вторую камеру напротив — туда засунули остальных, слабых и сломленных. Они думают, что держать всех сильных в одной клетке — хорошая идея? Или рассчитывают, что этот сифилисный куницид уследит за нами? Какая наивность. Я полагал, что заслуживаю большего уважения.

Я плечом растолкал Шайю, и она, наконец, пришла в себя, моргая от тусклого света лампы.

— Что… тут… — прошептала она, её голос дрожал, как осенний лист.

— Тс-с-с… — прошипел я.

Она тут же замолчала и приподнялась, оглядывая камеру. Я видел, как надежда в её глазах гасла, сменяясь разочарованием, почти отчаянием. И я понимал её, хоть и не до конца. Столько погибло ради свободы, мы столько сделали — и всё, чтобы снова оказаться в цепях.

Я наклонился к ней ближе, чувствуя запах её шерсти, смешанный с солью и кровью, и прошептал:

— Не волнуйся, мы тут ненадолго.

Она дрогнула, но я заметил, как в её взгляде мелькнула искра надежды.

— Попытайся тихонько разбудить остальных, — добавил я.

Сам я принялся будить Хатиса слева. Этот заячий боров ворочался, хрипя во сне, и явно не хотел просыпаться. Куницид бросил на нас насторожённый взгляд, и я замер, но страж тут же отвернулся, видимо, решив, что мы не угроза. Наконец Хатис открыл глаза — с таким видом, будто я выдернул его из сна, где он был королём мира. Я быстро обрисовал ему ситуацию и свои планы. А план был прост: освобождаемся, перерезаем глотки этим ублюдкам и захватываем корабль. А дальше — с чистой совестью плывём прочь от заячьей колонии, большой земли и надвигающейся войны. Место назначения я пока не выбрал — вариантов было много, но ни один не казался надёжным. Обещание Чернышу я не забыл, но сначала нужно укрепить свои позиции, чтобы встретить вызовы судьбы. И, конечно, начать копить боевую мощь, если я всё ещё хотел убить отца. А я хотел — каждой частичкой своего тела.

«Я лишь прошу, чтобы вы посетили Небесную гору раньше, чем сойдётесь с Арисом Кримом, — нашёптывал Черныш. — Она даст вам силу, о которой вы даже не мечтали».

Я не верил ни единому его слову. Он уже обманывал меня, и, как бы ни вёл себя сейчас, оставался тем же лживым ублюдком, каким был всегда.

«Хорошо, я сделаю это, — ответил я мысленно и тут же добавил: — Но мне нужна твоя помощь. Я с трудом ощущаю потоки энергии, тело плохо слушается».

«Да, их Дар повлиял на нервную