Восстание безумных богов. Магия крови - Ник Перумов

и усердие. – Великий Темный качнулся вперед, словно желая склониться к людям. – Отныне ты первый из моих рабов и начальник над народом моим, поклоняющимся мне. Слушайте же мое повеление! Собирайте войско! Мы идем в поход! Мы понесем свет имени моего всем народам Араллора! Благословен оазис Хаттур, ибо здесь воздвигнется величайший храм во имя мое, и алтарь его, и жертвенник!

«Как же раньше было хорошо без вас, богов», – мрачно подумал Публий.

– Мир наш был ввержен в забвение и невластие, – гремело над головой. – Но я, великий бог, восстану на неправый порядок и сломлю его! Я верну прежние небо и землю! Да воцарится в Араллоре прежний бог, Великий Темный, да будет вся вечность его!..

– Да будет! – как один, выдохнули жители оазиса. Похоже, магия Темного глубоко проникла в их головы: мужчины схватились за ножи, воинственно крича и размахивая ими, женщины поднимали к небу своих детей, словно прося благословения.

А может быть, не совсем и магия. Много ли было богов, спускавшихся с небес в этот всеми забытый уголок и называвших его крестьян избранным народом своим?..

К концу этого дня у Публия Каэссениуса голова основательно шла кругом. Он познакомился с «избранным народом»: людьми простыми и невежественными, управлявшимися советом старейшин, однако усердными пахарями и умелыми бойцами, и впрямь малочувствительными к магии. Они показывали Публию копья с особым образом выкованными наконечниками, которыми умели поражать ифритов и гулей (те порой забредали в оазис в поисках запоздавшего прохожего или заигравшегося ребенка), и Публий поразился, какую эти лезвия проявляли инертность к разлитой вокруг силе: металл казался тусклым и темным, хотя на самом деле просто рассеивал большую часть касавшейся его магии. Этими же копьями местные пользовались в путешествиях через Костяной Лес.

Публий начерно пересчитал народ, всех – мужчин, женщин, детей, разделил селение на примерно равные районы-«номы», поставив во главе каждого одного из старейшин, велел завтра перебрать все имеющиеся в оазисе продукты и припасы. Словом, занимался тем, чем в Корвусе занимался бы правитель какой-нибудь отдаленной провинции.

Для житья ему выделили небольшую, но добротно выстроенную каменную хижину, а в качестве прислуги – трех миловидных девиц того возраста, в каком в империи обычно еще и замуж не выдают. Публий от них решительно отказался и потребовал «женщину в летах, имеющую внуков, многоопытную в ведении хозяйства» – ибо еще не хватало ему забот с девицами и их родней, несомненно, жаждущей приблизиться к «первому над народом Великого Темного».

Запрошенная прислуга, пожилая Тахиа-тор, худая и молчаливая, приготовила ему постель и котелок ячменной каши, принесла козьего сыра и фиников, нагрела воды для скудного омовения, зажгла лампу – плавающий в плошке с жиром фитиль – и с поклоном удалилась. Публий со вздохом повалился на постель, глухо зашуршавшую под ним сухими листьями. Бездны и духи, во что он вляпался? Для чего Северной Ведьме – или Великому Темному богу – этот оазис, эти несчастные крестьяне? Как теперь подобраться к Шаарте, о чем с ней говорить? И как вообще выбираться отсюда, с этой проклятой земли?..

В маленькое окошко под потолком смотрели южные звезды и тонкий серп Меньшой луны, перечеркнутый извивающейся золотой лентой магического сияния. Публий уже почти привык к этому свету… Надо было бы встать и поесть, но силы оставили его, маг соскальзывал в сон, где видения перемешивались с явью, где он бродил по улицам Арморики, пытаясь отыскать пропавшую орку, и тут же оказывался на заснеженной окраине Элмириуса, видел его живым, полным людей и коней, с топящимися печами и спешащими кто куда чародеями; но ни один из имперских магов не услышал его, кричавшего о скорой катастрофе.

Близкий шорох вывел его из забытья. Публий подскочил, завертел головой:

– Шаарта? Храбрая?..

Ответом ему был женский смешок. Потом масляная лампа вспыхнула неестественно белым огнем и осветила ночную гостью.

Нет, это была не орка и не одна из отвергнутых им девиц-служанок. На краю постели мага, закинув ножку на ножку, сидела молодая женщина удивительной красоты: смуглая, остролицая, черноокая, с копной мелких черных кудрей, усыпанных то вспыхивающими, то гаснущими лиловыми искрами; темное ее платье плотно охватывало стан, а декольте открывало взору такие глубины, что Публий сглотнул и отвел глаза. Нет, сегодня его мужская выдержка решительно подверглась серьезному испытанию.

– Прости, что пришла незваной, – кокетливо улыбнулась гостья. – Но это так интересно! Имперский маг, да не из последних, в этой глуши! Господин, бросившийся в изгнание за своей рабыней! Если бы я любила душещипательные истории вроде тех, что сочинители выдумывают для провинциальных матрон, я бы прослезилась.

– Кто ты? – спросил Публий, набрасывая плащ. – Чего ты хочешь?

– Можешь звать меня Молния. – Гостья передернула плечами, отчего декольте только выиграло, и придвинулась ближе. – Я пришла поговорить. И согреться – здесь так холодно по ночам… и скучно…

– У двери – куртка, можешь завернуться в нее, – сухо сказал маг. – Больше согреть ничем не могу.

– Правда? – усмехнулась пришелица, придвигаясь уже совсем вплотную.

Нет, она была красивая, очень красивая. И… привлекательная. И трепетно-теплая. Но было в ней нечто такое, от чего хотелось бежать от нее без оглядки, а не валять на теплой постели.

– Правда. – Публий поднялся, пересел на чурбак у низкого стола. – И если ты внятно не объяснишь, зачем еще пришла, я выставлю тебя за дверь. У меня завтра трудный день.

– Смотри, как бы тебе не пожалеть о своем отказе! – Молния скривила губки. – Впрочем, что с тебя взять: вы, смертные, всего лишь пыль… Тогда слушай! У меня к тебе предложение, смертный.

– Да ну! – не удержался маг.

– Ты ведь пришел за своей рабыней, мы это знаем точно. Так уж получилось, что нам она тоже нужна. Только нам и тебе от нее нужно разное.

– И что же? – Публий старался отвечать небрежно, но сердце у него самым неприличным образом подпрыгнуло и заколотилось в горле. Он ведь чувствовал, что эта красавица вовсе не так проста, а теперь явственно ощутил скрытую в ней силу, такую силу, какой не обладал ни один его знакомый смертный чародей, за исключением разве что Шаарты. Но можно ли ее теперь считать смертной?..

– Ты хочешь вернуть свою орку, а не то, чем она стала, – произнесла Молния уверенно. – Мы же хотим забрать у нее то, что сделало ее… такой, как сейчас. То, что она обрела в море силы внутри вашего мира.

«Откуда она знает?» – поразился Публий. Однако голос этой Молнии казался ему смутно знакомым, как будто он его слышал совсем недавно, только не помнил где.

– Помоги нам, а мы поможем тебе, –