Наследник огня и пепла. Том IХ - Владислав Добрый

Неделю назад я послал писаря верхом на осле в южный городок, где задерживали плату. При вашем отце туда бы пошёл отряд. Вчера он вернулся с деньгами и извинениями.

Мне начало надоедать.

— Переходите к сути, — велел я.

Они перешли. Университет предлагал долю в будущих проектах, которые обещают стабильную прибыль. В обмен они хотели покровительства и возможности инвестировать через нас — по сути, они ещё и деньги готовы давать. Под небольшой процент по местным меркам процент в десятую часть, но с гарантией возврата. Вокула, сам того не зная, изобрёл банк.

Наши условия включали содействие Университету во всех начинаниях и проталкивание через обе палаты пакета расширенных привилегий — как старых, так и новых.

Полная неподсудность студиозов городскому суду — не только в пределах Старого города, но и во всём контадо.

Полное освобождение от налогов — куда же без него.

Право ношения оружия для студиозов не только в стенах Университета и по всему Старому городу — но и вообще везде, а также право на самооборону, даже против членов Серебряной палаты. Как выяснилось, город уже успел внести такую поправку. Серебряные, как видно, и правда набрали себе чересчур много привилегий…

Из новых условий, пожалуй, самым трудным был вопрос жилья: Университет требовал запрет на выселение и повышение платы студиозам, проживающим в городе, без разрешения Университета. Но и это можно было обойти — например, ввести годовые контракты.

Однако главное, о чём открыто не говорилось, — силовая поддержка. Университету, очевидно, надоело, что его обманывают.

— Я взял на себя смелость сделать предложение, не дожидаясь вашего разрешения, — осторожно произнёс Вокула, заметив моё довольное выражение. — Предложил ввести вас в Совет Университета.

— Разве для этого не нужно быть деканом? — пробасил за моим плечом Сперат.

— Это вас ни к чему не обязывает, мой сеньор, — не отвлекаясь, ответил Вокула. Он торопясь подмешать мёд к горечи. — Вы станете почётным деканом с правом голоса. Это укрепит наши договорённости. Для вас даже создадут отдельный деканат… скажем, прикладной боевой магии и…

— Но ведь тогда надо читать лекции! Вести проекты! — возмутился Сперат. Кажется, он воспринял это чересчур лично. Стдиоз это навсегда.

— Одну. Ну, может, две в год, — скривился Вокула.

— Я не против, — сказал я, усмехнувшись. — Деканат мне не нужен. Но как почётный член Совета Университета, я с удовольствием прочитаю пару лекций.

Честно говоря, мне и впрямь понравилась эта мысль. К тому же, я всегда хорошо проводил время в компании университетских деканов.

— Прекрасно, — обрадовался Вокула. — Церемония состоится завтра после полудня.

Хотел бы я сказать, что на этом наш разговор завершился… Но увы, я провел на ужасно неудобном троне еще пару часов, разгребая текучку.

Праздничное шествие началось во внутреннем дворе Университета. В воздухе пахло свежей бумагой, цветочной пылью и чернилами. Вдоль главной галереи свисали знамена факультетов: зелёное знамя алхимиков с изображением змеиной чаши, синее знамя магов грёз, красное — боевых чар, пурпурное — истории. На трибунах собрались студиозы в скромных серых тогах, а напротив — вся кафедра в парадных мантиях, расшитых серебром, золотом и нитями, мерцающими от наложенных чар.

В центре зала, на возвышении, стоял ректор Бруно Джакобиан — в мантии природоведения и истории, с массивной книгой в руках. Рядом — Каас Старонот, массивный, с окладистой бородой и брезгливым выражением лица, в одежде декана алхимии, естественных наук, геометрии и каллиграфии. Поодаль, с чуть прикрытым лицом, стоял Фарид ибн Мухаммед, декан факультетов грёз, водных чар и тайных знаний. Его мантия была чёрной, с узором из текучих серебряных линий, будто переливавшихся при каждом шаге.

Я подошёл, как подобает, без оружия, в парадном бело-красном одеянии дома Итвис, с вышитым красным змеем на груди. Когда я встал на каменную плиту, отмеченную знаком Университета, ректор Джакобиан произнёс старинную формулу на языке древней империи:

— Ad mentem lucis et spiritum sapientiae…

У него был настолько жуткий акцент, что я не понял не слово. К счатью, ответа не подразумевалось.

Я поклонился книге, как подобает, и, по завершении обряда, мне торжественно вручили книгу с гербом Университета, символическое перо и свиток с подписью всех деканов. С этого дня я стал почётным деканом Караэнского Университета — и, по сути, его покровителем.

Праздник продолжился за вином. Университетские залы редко пустовали, но в этот вечер комната для особых гостей была отдана только нам. На высоких резных стульях, под сводами, украшенными астрологическими диаграммами, деканы пили, закусывали сладкими орешками в мёде и будто ненароком вели разговоры, в которых таилось больше, чем казалось.

Каас Старонот, как ни странно, оказался не молчуном. Когда вино немного развязало ему язык, он заговорил, глядя куда-то в угольки камина:

— Я вырос Таривекке. Меня до сих пор тянет к нему. В нем осталось две тайны, которые я хочу раскрыть. Первая — как можно столько пить вина, сколько пьют его в Таривекке? Конечно я шучу. Это трудно, но этому можно научиться, если иметь целеустремленность. Откуда, вы думаете, моя легендарная сосредоточенность… А если серьезно, мои мысли детства не отпускала от себя башня с часами на главной площади. Эти часы работают… когда хотят. Иногда отбивают полночь в полдень, иногда молчат неделю. А люди всё равно живут по ним. Говорят, если часы снова начинают идти — в городе произойдёт что-то важное.

Он усмехнулся.

— Один раз они зашли так далеко, что отбили тринадцать раз. Через два дня городская казна ушла в море вместе с кораблём казначея. До сих пор не вернулся. А еще дома… они Там белые от соли и ветра а не от того, что их красят, как в Караэне…

Бруно Джакобиан в это время аккуратно вытирал крошки с мантии и кивал с улыбкой:

— Таривекка прекрасна, но для меня последнее время тайна пахнет тиной болот. Простите, если звучит не поэтично. Мы недавно завершили раскопки на западной кромке руин в Великой Топи. Наткнулись на остатки дороги из чёрного обсидиана, которой не было на картах. А внизу — сводчатые ходы, древние, с фресками… и следами когтей.

Он поднял бровь. Он редко пил, это было видно по тому, как он пьянел.

— Гоблины? Возможно. Хотя те, что пытались нас сожрать, были покрыты слизью и обладали зачатками речи. Один даже, кажется, кричал: «Моё!», когда пытался сожрать нашего осла, который крутил черпалку. Мы его, конечно, вернули. Осла. А