Наследник огня и пепла. Том IХ - Владислав Добрый

мира. Хорошо хоть на местный язык перевел. И постарался заболтать промашку. — Это сумка. Еда внутри не портится. Сперат, помнишь козу?

Сперат хмыкнул:

— Носил её два дня. Когда достал — стояла себе, жевала ремешок.

Я посмотрел на связанного «языка».

— Так, слушай, вот зачем мы здесь. Ты полежишь в яме. Под этим камнем. Я тебя порежу, придется потерпеть. Просто на всякий случай, предупреждаю — терпи до последнего… Если что-то пойдёт не так — вернёшься в сумку.

— Нет! — заорал тот. — Только не это! Я… я лучше умру!

— Вот и хорошо, — сказал я спокойно. — Значит, постараешься выжить.

Я кивнул, и Сперат с Волоком, не теряя времени, уложили пленного в яму, вырытую в красном песке. Он ещё не понял, что происходит, пока Волок не начал зарывать его по плечи. Когда песок закрыл ему грудь, узник вдруг закричал — не как человек, потерявший контроль, а как существо, которому наносят вред на глубинном уровне. Хорошо, что сорвал связки и в этот раз было не так громко. Лицо его было похоже на очень грустный смайлик. Вот как выглядит неописуемое страдание.

— Он жжёт! — завыл он. — Этот песок! Он ест мою кожу!

Волок застыл, бросив взгляд на меня. Я присмотрелся — действительно, кожа на предплечьях уже покрылась алыми пятнами. Красный песок двигался. Микроскопически, но неестественно — словно жил своей жизнью. Жил, чтобы есть.

— Он его расплавит, — спокойно сказал Сперат. — Как воск у костра. Ещё пару минут, и он начнёт стекать.

— Нет, — покачал я головой. — Он нужен нам живым. Надо торопиться.

Я протянул руку:

— Волок. Кинжал.

Он послушно снял с пояса свой шикарный, украшенный золотом и жемчугом нож с волнистым клинком. Красивый. Дар какой-нибудь от купца, который через моего пажа хочет подобраться ко мне. Волок в жизни не сможет себе позволить купить такой. Нож был вычищен до блеска.

— Осторожно, — пробормотал Волок, но не помешал.

Я шагнул к узнику, который, закатив глаза, пытался выбраться, но песок уже схватил его намертво. Порыв ветра унёс с губ остатки мольбы.

— Спокойно, — сказал я голосом медсестры на колоноскопии, — это даже не больно.

Я встал над ним, взял его за волосы и аккуратно, как парикмахер, сделал ровный, неглубокий надрез на коже затылка. Узник замер — от страха, от шока, от невозможности понять.

Из внутреннего кармана я достал заранее приготовленный плоский диск с множеством похожих на контакты выступов по краям — медянник. Крохотный круглый амулет с алым камнем на лицевой стороне.

Я вставил его в надрез. Он не вошёл глубоко — просто лёг под кожу.

Пленный завизжал. Сначала — от неожиданности. Потом — иначе. Иначе, чем прежде. Не от боли. От того, что почувствовал. Что-то внутри.

— Вот теперь ты слышишь его? — спросил я. Подопытный только орал даже не пытаясь вырваться. Я пустил небольшое лечение, смыкая рану на затылке. — Волок, засыпай голову. Оставь только лицо.

Песок шуршал, укрывая всё кроме глаз, рта и носа. Узник плакал, но уже молча.

Я встал.

— И, что теперь? — ошеломленно спросил Волок, когда я отдал пацану его нож.

— Тебе надо учиться ждать, Волок. Это труднее, чем кажется, — ответил я.

Глава 18

Язык для красного песка

Каким бы наставительным тоном я ни советовал Волоку учиться терпению, первым не выдержал именно я.

— Ты меня слышишь?

Узник внезапно сел в яме. Видно стало, что кожа у него сохранилась лишь на плечах. Ниже — руки были ободраны до живых мышц, словно по учебнику анатомии. Впрочем, узника это, казалось, больше не волновало. На затылке у него устроился комок песка, связанный с Красным Волоком тонкой пульсирующей «пуповиной». Всё это напоминало сыпучую версию хедкраба.

— Да! — с трубным голосом провозгласил узник, как паровозный гудок. При этом, отвечая, он с хрустом вывернул себе челюсть. Так и остался сидеть с разинутым ртом — настолько широко, что туда можно было бы вставить два кулака. Сперат отстегнул клапан на чехле топора, а я, преодолев секундное оцепенение, шагнул ближе, положив узнику руку на шею.

Ноги подъедены, кожа полностью почти по всему телу съедена, бубенцы того… Связкам конец. Челюсть не сломана, но вывихнута, мышцы и связки челюсти порваны. Я вздохнул и пропустил через бедолагу мощную волну исцеления. Сосредоточившись на голосовом аппарате. Челюсть с хрустом встала на место.

— Послушай, — сказал я. — Я пришёл к тебе с предложением.

Узник вращал глазами врозь, как хамелеон, и вздрагивал всем телом.

— Ты меня понимаешь?

На этот раз он не стал рисковать и просто кивнул. Резко, амплитудно — так, что сам ударил себя подбородком в грудь. Я услышал треск, но, к моему удивлению, шея осталась цела.

— Тогда слушай. Ты лежишь здесь уже тысячу лет. И, если ничего не изменится, пролежишь ещё тысячу. Но у меня есть предложение: помочь нам. Мне. Мы ищем способ открыть порталы. Найти путь наружу. Если не я, то те, кто придут за мной, дойдут до цели. Люди — изобретательны. Мы не сдаёмся. Мы растём. Если ты станешь нашим союзником, сначала — одного города, потом — всей долины, ты поможешь нам вырасти, расширить влияние, восстановить Империю. Ты понимаешь?

— Да… — прошипел он, издавая жуткие, нелюдские звуки. Затем добавил: — Мне нужна плата. Еда и магия.

Я улыбнулся, достал медную пробирку с философской ртутью и аккуратно капнул немного на песок в стороне от узника.

— Неееет… яяяяд! — зашипел он, и тут же песок, где упала капля, зашевелился, вспучился и посинел, переходя в фиолетовый оттенок. Волна цвета поползла по поверхности, едва не зацепив узника.

Хорошо, что я отошёл подальше от него — неприятное соседство. Быстро закрыл флакон, спрятал его. Меня это обескуражило.

Чем глубже я погружался в местную магию, тем сильнее убеждался — в ней нет настоящих правил. Или, по крайней мере, я их не понимал. Алхимия особенно ясно это демонстрировала. В отличие от врождённого дара магии у аристократов, алхимики будто бы волей изменяли саму суть материи. И философская ртуть — серебристая, плотная, как масло, жидкость — была их краеугольным камнем. Я считал, что это концентрированная магия, чистая мана, созданная вручную.

Месяцы упрямой работы над каплей. А Каас Старонот, великий алхимик, варил её