Марица. Исток - Александра Европейцева

моей дрожью, моим замешательством, тем, что может вывести меня из равновесия одним лишь прикосновением. И самое ужасное — он был прав. Я горела. Вся пылала от этих наглых, порочных фантазий, от этого дерзкого, властного прикосновения его ноги. И мне хотелось не ломать ему пальцы, а вцепиться в его идеально выглаженный мундир и стащить с этого шерова стола, чтобы он, наконец, закончил то, что так мастерски начал в моём воображении.

Но вечером… Вечером у меня было совещание с магами. Затем — нужно было заехать к Патринии по поводу нового шифра для донесений из Мекеша. А потом — ещё и долгий, нудный разбор отчётов по работе лекарей и сонарок, который я откладывала уже неделю.

Мы не увидимся.

Мысль об этом упала в разгорячённое сознание, как глыба льда. Всё это сладкое, томное возбуждение моментально сменилось едкой, горькой досадой. Никакого вечера. Никакой возможности выместить на нём всю эту накопившуюся ярость и желание. Никакого шанса заставить его заплатить за каждую смутившую меня картинку, за каждый стыдный вздох, за этот невыносимый, сводящий с ума зуд под кожей, который сейчас разжигал только он.

Я снова послала импульс, на этот раз пропитанный всей горечью разочарования. Его перо дёрнулось и вывело кривую, скомканную строчку: «Не смогу. Работа. До завтра».

Я видела, как его спина напряглась. Как исчезла та лёгкая, насмешливая расслабленность с его плеч. Он медленно повернул голову, и его взгляд, наконец, встретился с моим — по-настоящему, без призрачных намёков и игр. Затем он резко кивнул, отвёл взгляд и убрал ногу.

Игра закончилась. Внезапно и окончательно.

А я сидела и смотрела на затылок лорда Тароса, сожалея о том, чего даже не успела получить. О том вечере, которого не будет. О возможности отомстить. О шансе заставить его самого дрожать и просить — не мысленно, а по-настоящему.

Шер! Шер! Шер!

* * *

Вечер, вопреки моему мрачному предчувствию, оказался ещё длиннее и утомительнее, чем я ожидала. Совещание с магами затянулось из-за споров о новых рунных последовательностях для стабилизаторов. Патриния Варц, обычно лаконичная, на этот раз устроила настоящий допрос по поводу малейших нестыковок в мекешских донесениях. А разбор отчётов лекарей и вовсе превратился в адскую каторгу — бесконечные колонки цифр с затратами на компоненты для зелий.

В свои покои я вернулась глубокой ночью, с тяжелой, гудевшей головой и единственным желанием — рухнуть на кровать и провалиться в небытие. Сила, дождавшаяся меня с упрёком во взгляде, помогла снять платье, пробормотала что-то о «неразумном отношении к собственному здоровью» и, получив короткое «спокойной ночи», наконец удалилась.

Я осталась одна в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием догорающих в камине поленьев. Стоя у окна, я рассеянно наблюдала, как по стеклу стекают редкие капли начавшегося дождя. Тот самый дождь, что должен был принести облегчение Феорилье. Сейчас он казался мне лишь фоном для собственного раздражения и странной, ноющей пустоты под ребрами.

Мысленно я ещё раз прошлась по списку дел на завтра. Приём у короля в семь. Отчёт по бюджету магического департамента. Проверка новых партий кристаллов для Мекеша… Список был длинным и безрадостным. И нигде в нём не значилось «Демитр». Не значилось «наш дом». Не значилось «тишина и его руки».

С силой выдохнув, я погасила свечи и скользнула под прохладный шёлк простыней. Закрыла глаза, пытаясь прогнать навязчивые образы из зала Совета. Эти проклятые видения! Его пальцы на моей коже. Его дыхание на шее. Властный шёпот в сознании… Тело предательски отозвалось на воспоминание — по животу пробежала знакомая, томительная теплота. Я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

«Спать, Лантерис. Просто спать».

Я уже начинала проваливаться в тяжёлый, бессмысленный сон, когда краем сознания уловила лёгкий скрип — едва слышный, будто шаг, приглушённый ковром в гостиной.

Мгновенно проснулась. Сердце замерло, потом забилось чаще. Я прислушалась, затаив дыхание. Ничего. Только шум дождя за окном и потрескивание углей. Показалось.

Решив, что это игра воображения и накопившаяся усталость, я перевернулась на другой бок, спиной к двери, и натянула одеяло до подбородка.

И тут услышала его.

Не звук. Не запах. Чистое ощущение. Тот самый, знакомый до боли всплеск вязкой, драконьей магии, тяжёлой и сладкой, как дым дорогого ладана. Он плыл по воздуху, заполняя пространство комнаты, окутывая меня невидимой паутиной.

Я замерла, не в силах пошевелиться. Это не мог быть он. Он в гарнизоне. Или в своём поместье. Он не стал бы… не посмел бы… Не здесь, не во дворце! Не в моих покоях!

Лёгкий шаг. Ещё один. Уже ближе. Паркет под ногами не скрипел — он ступал бесшумно, как хищник. Я чувствовала его приближение каждой клеткой своей кожи. Воздух сгущался, становился сладким и густым, пахнущим ночным лесом, грозой и чем-то неуловимо мужским.

Очевидно, все таки посмел!

Я лежала, притворяясь спящей, с бешено колотящимся сердцем, сжав веки. Слышала, как он остановился в паре шагов от кровати. Чувствовала его взгляд на своей спине, на оголённом плече, выскользнувшем из-под одеяла.

— Я знал, что ты не спишь, — его голос прозвучал тихо, низко, почти как в тех видениях. Но сейчас в нём не было насмешки. Была тёмная, обволакивающая серьёзность.

Я не оборачивалась. Дышала ровно и глубоко, изображая сон. А он рассмеялся — тихо, беззвучно, одним лишь тёплым выдохом, который коснулся моей шеи.

— Не заставляй меня применять крайние меры, Марица. Я слышу твое сердце, чувствую твой запах.

Его пальцы коснулись моих волос — всего лишь кончиками, едва заметно, словно касаясь чего-то хрупкого и ценного. От этого прикосновения по спине пробежали мурашки.

— Ты проигнорировал моё сообщение, — сказала я в подушку, всё ещё не поворачиваясь. Голос прозвучал сдавленно и обиженно, как у ребёнка.

— Я получил его, — он сел на край кровати, матрас прогнулся под его весом. — И даже, кажется, прочувствовал всю глубину твоего разочарования.

— И что, это заставило тебя вломиться ко мне в покои посреди ночи? — я наконец перевернулась и села, откинув волосы со лба, и попыталась придать своему лицу максимально возмущённое и холодное выражение.

В полумраке, освещённый лишь отсветами угасающего камина, он выглядел иначе, чем днём. Мундир был снят, осталась лишь тёмная рубаха. Волосы были всклокочены, будто он не раз проводил по ним рукой. А глаза… Его глаза, драконьи. блестели в темноте мягким, тёплым золотом.

— Нет, — ответил он просто. — Это заставило меня закончить все дела в два раза быстрее, проскакать пол-города под