Нефритовый шар - Дэвид Росс

это мы ещё про гозлодность ничего не говорили.

– Гозлодность? Это ещё что за слово? – спросил Хоакин.

– Я не бываю гозлодной! – вскричала Сара, смеясь, – на этот раз это была правда.

– Бываешь-бываешь! – Лили повернулась к Хоакину: – Гозлодный – это когда ты вовремя не поел, ну, голодный, и начинаешь злиться и беситься, – объяснила она, увидев удивлённое лицо Хоакина. – А потом поешь, и сразу всё хорошо. Вот это называется «гозлодный».

– Понятно. Понятно. Но я тоже гозлодный, знаешь? Мне надо поесть, а не то… – Вставая на ступеньку автобуса, он повернул голову и оскалился: – А не то я тоже с ума схожу[4].

– Давай, садись уже в автобус, с ума он сходит, – засмеялась Сара и подтолкнула его в спину.

Всё ещё посмеиваясь, трое друзей прошли в заднюю часть автобуса мимо Песчанки, Джаз, братьев Фердинанд и всех остальных.

– День всего осталось учиться! Ты куда едешь летом? – спросил Хоакин у Сары, когда они заняли последние оставшиеся места. – К бабушке?

Сара кивнула:

– Сначала поеду в Шотландию с родителями, а потом навестим папину маму, бабушку Ливингстон, в Лондоне.

– Вот бы мне тоже поехать в путешествие, – мечтательно вздохнула Лили. – Хочу в Италию. Хочу есть пасту и гулять по Колизею, попивая эспрессо. Ла дольче вита! Беллиссимо![5]

Сара засмеялась.

– А я думала, в Колизей не пускают!

Лили безразлично пожала плечами.

– А ты, Хоакин? Ты куда уедешь?

– Я лечу в Сан-Сальвадор. Моя семья живёт рядом. У меня много кузенов, много дядь, много тёть. – Хоакин развёл руки в стороны, словно показывая длину списка родни. – Мы встретимся, это здорово. Но в этом году я хочу сделать кое-что особое.

– И что же? – спросила Лили, повысив голос, чтобы перекричать болтовню всех остальных и рёв мотора; автобус, трясясь и фырча, выехал с территории школы и направился к центру Пекина.

Хоакин печально улыбнулся.

– Рядом с моим домом компания делает много проблем… как там по-английски… дикой природе?

– Какой дикой природе? – тут же спросила Лили.

Сара знала, что Лили очень интересуется защитой животных и хочет стать зоологом.

– Сальвадор знаменит многими животными, но на пляжах умирают черепахи, из-за… – Хоакин жестом изобразил копание в земле. – Как там это слово?

– Строительства? – предположила Лили.

– Добычи ископаемых? – добавила Сара.

– Да-да! Добычи. В моей стране компания добычи построила муй гранде[6] завод рядом с пляжем. Это большая проблема, потому что морские животные, черепахи – вы их вроде называете «кожистыми» – не могут откладывать яйца. А если они не могут откладывать яйца, то не будут жить.

– Ужасно, – прошептала Лили. – Просто ужасно!

– А что они добывают? – спросила Сара. – И почему построили там завод?

Хоакин покачал головой:

– Никто не знает, как эта компания получила разрешение и почему строит на пляже. Говорят, что они копают ночью и возят туда материалы с вулкана Исалько. Другие говорят, что для проработ… переработки нужно много солёной воды. Но никто не знает точно.

– А что такого особенного в вулкане Исалько? Почему они не могут поехать куда-нибудь ещё, где не будут подвергать опасности вымирающих животных? – в гневе спросила Лили.

– Я знаю только, что в вулкане Исалько есть штука, которой нигде нет: фингерит.

– Фигнер… что? – спросила Сара и тут же подавила смешок, поймав сердитый взгляд Лили.

– Фингерит, – повторил Хоакин, его лицо было таким же серьёзным, как у Лили. Сара почувствовала, как от неловкости вспыхнули щёки. – Это очень редкий минерал, ещё больше редкий, чем красные алмазы. Только в вулкане Исалько его можно найти.

– Но для чего его используют? – спросила Сара. – Компании, построившей завод, он для чего-то нужен, правильно?

– Я уже сказал, никто не знает.

Сжав кулаки и наклонившись вперёд, Лили почти закричала:

– Но твой отец – посол в Китае! Разве он ничего не может с этим сделать?

– Не может, – ответил Хоакин. – Да, он дипломат, но…

Он потёр большим пальцем указательный. Сара и Лили поняли, что он имеет в виду.

– Завод даёт много-много рабочих мест, много инвестиций. Трудно бороться за яйца черепах, когда людям нужна работа.

Друзья ненадолго затихли. Автобус с грохотом нёсся по улице мимо магазинов и велосипедистов, машин и грузовиков.

Наконец Лили спросила:

– И что ты будешь делать?

Хоакин широко улыбнулся:

– Знаешь, Конфуций говорил: «Путешествие в тысячу ли[7] начинается с первого шага»? Я сделаю первый шаг.

– И что же это будет за шаг? – спросила Лили, а затем тихо добавила: – Кстати, это сказал Лао-цзы, а не Конфуций.

Хоакин разразился лающим смехом. Его глаза блестели; он убрал с лица прядь кудрявых тёмно-русых волос.

– Самый первый шаг я уже сделал: узнал имя человека, который владеет компанией добычи.

– И как это тебе поможет? – спросила Сара.

– Знание – сила! Я знаю имя владельца, так что поискал о нём информацию – ун поко[8]. Это трудно: у него куча подставных компаний, с которыми он заметает следы. – Хоакин засмеялся. – Но я буду как охотник. Выслежу его, узнаю, зачем ему фингерит. Если я это узнаю, то пойму, где у него… мягкое…

– Слабое место? – подсказала Сара.

– Да! Да! Слабое. Может быть, я сделаю о нём кучу плохих новостей. Ну, кампанию организую.

– Кто он? – нетерпеливо спросила Лили.

Лили разволновалась почти так же сильно, как Хоакин, и в голове Сары промелькнула мысль: «А почему я не волнуюсь? Почему меня не так сильно, как их, интересует спасение черепах?» Ответ ей не понравился, но и отрицать его она не могла. Она не вступала в школьные клубы, не подписывала петиций и не боролась за экологию, потому что в глубине души знала, что это ничего не изменит. Действия одного человека не смогут – да и в принципе не могут – изменить мир. Так зачем пытаться? Сара восхищалась Лили – та всегда боролась за то, во что верила. Но даже при всём восхищении Сара считала, что Лили и Хоакин просто зря тратят время…

Не отвечая Лили, Хоакин полез в рюкзак, стоящий у его ног, и выудил из него несколько листков бумаги.

– Смотрите, – сказал Хоакин. – Я покажу вам его лицо.

Он развернул листки и протянул их Лили и Саре:

– Вот он.

Сара увидела ту же самую чёрно-белую фотографию, что и утром в папиной газете, – тот же молодой мужчина с морщинистой стариковской кожей, но с другим лицом: глазницы стали больше и потемнели, словно куски угля, челюсть отвисла, словно у неё сломался шарнир, губы отвалились, кожа потекла, словно расплавленный пластик, волосы растворились. Вместо лица перед ней зияла крутящаяся бездна. Сара схватилась за сиденье, но это не помогло: тёмная сила тащила её к себе, всё