Драконьи булочки (СИ) - Лариса Петровичева

чар и всякого зла, — он перевел взгляд на Киллиана и добавил: — Спасибо, что привез их.

Киллиан усмехнулся краем рта. Глаза остались серьезными.

— Выдержал целую бурю, но дед в итоге согласился. Разумеется, в обмен на то, что вы никогда не покинете пустоши. За исключением, разве что, лечения в столице.

Я тоже усмехнулась.

— Как гуманно с его стороны.

— Сам удивился! — развел руками Киллиан. — Но победил. И очень этому рад.

* * *

Какие бы ни были в жизни потрясения, она все равно движется дальше, и в ней полно дел, которыми надо заниматься.

Оран взялся за очередную партию круассанов, а я отправилась на стройку — посмотреть, как идут дела в пекарне, и поговорить с Женевьевой, если она высунет свой длинный нос в мою сторону.

Крылатые закончили с окнами, которые весело сверкали новенькими стёклами, и теперь хлопотали на крыше, укладывая несколько дополнительных слоев материала от протечек. Хорошее дело: зимы в наших краях снежные.

Я поднялась по аккуратным ступенькам, вошла в пекарню, и один из крылатых тревожно пискнул:

— Будьте осторожны! Мы ещё не все закрепили!

Я понимающе кивнула.

Зал пекарни был большим. Теперь это была уже не пекарня, а ресторанчик на десять столиков. А вот и стойка уже готова: изгибается, как волна, а за ней вывешена большая доска, на которой будет написано основное меню с ценами.

Я заглянула на кухню: чарную печь ещё не привезли, но сверкающие столы уже стояли. Скоро Оран будет готовить здесь свои удивительные заварные пирожные и круассаны, а вон там Большой Джон займётся хлебом.

И повар, нам ведь ещё повар нужен! Ладно, какое-то время я могу поработать: мама научила меня стряпать, и я смогу накормить орков мясным рагу, а остальных — пышным столичным омлетом, который качается, словно бело-золотое облако. Но до серьёзного уровня мне далеко.

Длинная палочка мела с остро заточенным носиком уже лежала на подставке: я взяла её и написала на доске: "Пекарня Джины: работаем для вашей радости". Пусть дракон сжёг её — она возродилась на новом месте. Уже в воскресенье сюда придут люди за свежим хлебом и выпечкой. Все начнётся заново, все всегда так и начинается.

— Готовишься к открытию?

Я обернулась и увидела Женевьеву. Она вошла в пекарню и замерла, рассматривая интерьер с таким лицом, словно её изящная туфелька угодила в коровью плюху.

— Ну да, чистенько, — снисходительно заметила Женевьева. — На сельский непритязательный вкус сойдёт. Но люди выберут меня в итоге, сама увидишь.

Я усмехнулась.

— Не помню, чтобы приглашала тебя войти, Женевьева. Но раз уж ты здесь, у меня к тебе есть дело.

Женевьева склонила головку к плечу, в ее взгляде скользнуло пренебрежение с нитью злости: ни дать, ни взять, змейка, которая готовится к броску.

Она приехала, чтобы победить. Чтобы уничтожить меня в моем родном краю. Возможно, Кевин спал с ней, а не просто приятельствовал.

— Хочешь, чтобы я уехала? — медовым голоском спросила она. — Я не уеду.

Я улыбнулась. Да понятное дело, тебя отсюда палкой не выбьешь. И нет, я не поддамся: понимаю, что ты хочешь, чтобы я вышла из себя и начала новый скандал — но нет. По-твоему тут не будет.

— Хочу предложить тебе пари, — сказала я таким же медовым тоном светской дамы. — Кулинарный конкурс, в три этапа. Хлеб, горячее блюдо и десерт. Моя команда против твоей. Кто победит, закрывает дело и уезжает из Шина навсегда.

Между нами искрились маленькие молнии, таким было нарастающее напряжение. Я почти видела их сияние. Напомаженные губы Женевьевы сжались в нить.

— Кевин говорил, что ты безумна, — проворковала она. — Отказаться от брака с таким мужчиной может только сумасшедшая, теперь я четко это вижу. Но ты еще глупее, чем я думала. Как твоя деревенская стряпня может сравниться со столичной кулинарией?

Точно, они с Кевином спят. Впрочем, если ей нравится грязь, пусть плещется в ней, сколько душеньке угодно. Я все равно не поддамся на провокации.

— Вот и посмотрим. Решать будут жители Шина. Если твоя столичная кулинария понравится им больше — я закрою пекарню навсегда. Даю слово.

Женевьева посерьезнела. Кокетливый налет светской стервы растаял: теперь передо мной была ушлая и бойкая девица, которая никогда не упускала ни своего, ни чужого.

— Я тебя уничтожу, — усмехнулась она. — Неужели ты думаешь, что твое хрючево, которым ты кормишь орков, сравнится с гранд-котлетками?

Как-то в столице я попробовала эти гранд-котлетки. Да, вкусно — но никогда не сравнится с хорошим карбонадом.

— Вот и проверим. Или ты боишься? Боишься, что вся эта франшизная шелуха окажется бессильной перед хорошей кухней?

Женевьева посмотрела по сторонам.

— А эта хорошая кухня, о которой ты говоришь… она сейчас здесь, с нами, в этом здании?

— Боишься, — сладко улыбнулась я. — И стараешься спрятать свой страх за язвительностью. Меня этим не пробьешь, даже не пытайся.

— Было бы, кого бояться. Деревенскую девку, которую отмыли и вывезли в столицу. А та упустила все шансы. Куда тебе конкурировать со мной? — Женевьева посмотрела по сторонам и добавила: — А это здание я, пожалуй, выкуплю, когда ты разоришься. Устрою здесь склад.

— Нет проблем! — улыбнулась я. — Для этого остались сущие пустяки: победить мою команду в конкурсе. Или твоя франшиза для этого слишком слаба?

Теперь во взгляде Женевьевы была ничем не прикрытая ненависть, и она не собиралась маскировать своих искренних чувств.

— Кевин всегда говорил, что ты дура. И бревно, — сказала Женевьева, и это было тем номером программы, за которым всегда наступает таскание соперницы за волосы. — Ему пришлось завести любовниц. Ты никогда не умела его удовлетворить. Какой же стылой жабой надо быть, чтобы не откликнуться на страсть такого мужчины?

Я вздохнула. Несколько дней назад эти слова задели бы меня — но сейчас я нашла своего истинного, и все прошлое не имело ни малейшего значения.

Да, Кевин изменял мне все время нашего брака. Каким же человеческим дном надо быть, чтобы идти к шлюхам от жены и поливать эту жену грязью?

Впрочем, ничего нового. Я успела убедиться в его высоких моральных качествах. Осталось дождаться документов из суда о расторжении брака.

— Я была его законной женой, — сказала я. — А все остальные шлюхами, которые добирали мои объедки. Не знаю, может, тебе и правда нравится собирать крошки с чужого стола, но… ты все-таки боишься. Потому что знаешь, что проиграешь.

— Хорошо, — кивнула Женевьева. — Пари так пари. Если ты проиграешь, то закрываешь пекарню навсегда. И не возродишь ее ни в каком виде.

— Договорились, — улыбнулась я и протянула ей