Марица. Исток - Александра Европейцева

кресле, и он не стал вас будить. Оставил здесь, а сам ушел в казармы. Так что вам не стоит переживать… Вас никто не видел…

«Ушел в казармы». «Уснула в кресле». Он создал идеальную легенду. Чистую, простую, неуязвимую для сплетен. Никто, даже этот капрал, не подозревал, что генерал сделал со мной, на этом самом ковре. Облегчение, сладкое и почти головокружительное, окатило меня новой волной. Я была благодарна Демитру, за то, что он избавил меня от навязчивых пересудов и сплетен, что наверняка поползли бы по столице.

— Позвольте доложить генералу, что вы проснулись и скоро будете готовы.

«Готовы». Слово повисло в воздухе, густое и многозначное. Готова к чему? Выйти из его кабинета? Вернуться к работе? Обсудить то, что произошло? Смотреть ему в глаза, помня, как его голос срывался на низкий рык, когда он…

Я отогнала навязчивые картинки, снова чувствуя, как горит лицо. Ноги до сих пор были ватными, а между бёдер ныло приятной, томной болью — навязчивое напоминание о вчерашнем.

— Хорошо, — я кивнула, стараясь придать своему тону деловитость. — Я буду готова через несколько минут.

— Так точно, тэба! — капрал, счастливый возможности ретироваться, щёлкнул каблуками и почти выбежал из кабинета, притворив за собой дверь.

Я осталась одна в гулкой тишине. Медленно поднялась с пола, опираясь на кресло, и подошла к платью. Ткань была мягкой и тёплой на ощупь. Простой, практичный покрой. Я натянула его на себя, и запах свежего сукна смешался с его запахом на моей коже. Подойдя к столу, я сделала глоток чая. Он был крепким, горьковатым, с мёдом и имбирём — именно таким, какой я любила. Ещё одна деталь, которую он запомнил.

Я съела кусок хлеба, почти не чувствуя вкуса, запила чаем. И как мне смотреть ему в глаза после того, что случилось? Мужчине, который видел меня плачущей, униженной, а затем — кричащей от наслаждения у него на полу.

Дверь кабинета отворилась с тихим скрипом, пропуская внутрь Демитра. Он замер на пороге, и его взгляд сразу же нашел меня. В отличие от моего смятения, на его лице не было и тени смущения — лишь тихая, глубокая нежность, от которой у меня перехватило дыхание. Он выглядел свежим и собранным, будто и не провел ночь на казарменной койке. Мундир был безупречен, каждая складка лежала идеально, и только легкая тень усталости вокруг глаз выдавала бессонную ночь.

— Марица, — произнес он ласково, а затем его взгляд скользнул по мне, по платью, по подносу с едой. — Ты уже собралась. И поела. Хорошо.

Я не знала, куда деть глаза, и потому уставилась на свои руки, сжимающие край стола. Воздух в кабинете снова стал густым и звучным, будто заряженным воспоминаниями о вчерашнем.

— Да, — выдавила я, и голос мой прозвучал сипло. — Спасибо за платье. И за завтрак. И… за все остальное.

Он приблизился, и я почувствовала исходящее от него тепло, знакомый запах кожи, мыла и холодного утреннего воздуха. Его пальцы коснулись моего подбородка, мягко заставив меня поднять голову и встретиться с ним взглядом.

— Не за что благодарить, — тихо сказал он. — Это самое малое, что я мог для тебя сделать.

Его глаза были спокойными и ясными, в них не было ни капли сожаления или неуверенности. Лишь нежность, что заставляла мое сердце биться чаще. Мне вдруг до боли захотелось прижаться к нему, спрятать лицо на его груди и забыть обо всем на свете. Но я лишь стояла, не в силах пошевелиться, пойманная в ловушку его взгляда.

— Ты… — я сглотнула, пытаясь привести в порядок путающиеся мысли. — Ты провел ночь в казармах? После… всего?

— Да, — ответил он просто, как о чем-то само собой разумеющемся. — Это было единственное верное решение. Чтобы оградить тебя от лишних пересудов. Никто не должен был усомниться в твоей репутации.

Его слова были логичны и практичны, но в них сквозила такая искренняя забота, что комок подкатил к горлу. Он думал обо мне, когда я была беспомощна и спала глубоким сном на его полу.

— Но это еще не все, — продолжил он, и в его голосе появились новые, твердые нотки. Его рука опустилась с моего подбородка, чтобы мягко сжать мои пальцы. — Когда капрал доложил мне о нападении, в моих действиях не должно было быть никаких неясностей. Поэтому я объявил, что нападение было совершено не только на личного мага короля и члена Совета, но и на мою невесту.

У меня перехватило дыхание. Я уставилась на него, не веря своим ушам.

— Ты… что?

— Я сказал им, что ты — моя невеста, — повторил он, и его глаза загорелись тем самым знакомым, яростным огнем, который я видела вчера. — И что помолвка пока не объявлена официально лишь из-за придворного протокола и твоего нового положения в Совете. Все видели, как мы общались, как я отреагировал на тебя. Сплетни нам ни к чему.

Он произнес это с простой, безоговорочной уверенностью дракона, готового защищать то, что ему принадлежит. Я молчала, пытаясь осмыслить услышанное. Он не просто защитил мою честь — он публично заявил на меня права. Связал свое имя с моим в глазах всего гарнизона. Это было одновременно и потрясающе, и ужасно. Ужасающе, потому что, в отличие от него, я видела, КУДА может привести его решение.

— Демитр… — прошептала я, чувствуя, как голова идет кругом. — Но… это же неправда. Мы не…

— А что в этом от неправды? — он перебил меня, и его пальцы сжали мои чуть сильнее. — Разве я не сделал тебе предложение пять лет назад? Разве я не повторил его вчера — пусть и не словами? Разве ты не ответила мне согласием? А официальность — лишь вопрос времени и формальностей. Хотя… — он горько усмехнулся. — Я прекрасно понимаю, что как жених — я неподходящая кандидатура. Но…

Он наклонился чуть ближе, и его взгляд стал пристальным, почти гипнотизирующим.

— Я устал прятаться, Марица. Устал от этих полутонов и недомолвок. Отныне все будут знать, что ты под моей защитой. И если у кого-то возникнут вопросы — они будут ко мне.

В его тоне не было бравады. Была лишь холодная, непоколебимая решимость мужчины, который знает, чего хочет, и готов за это бороться. И тогда я похолодела от ужаса. Шер! Шеров хвост!