Госпожа преподаватель и Белый Феникс - Марика Полански

то за любимую орхидею, которую вы раздавили своей тощей задницей. Её-то он вам точно не простит. Давайте уже! Пошевеливайтесь!

Беззвучно рыдая от боли и стыда, я прошептала заклинание. Кадка затрещала, вспыхнула и развалилась подо мной. Я со всей дури приложилась затылком о паркет. Звук был такой, что, должно быть, по всему дому разнеслось. Перед глазами расплылись золотистые и багровые круги.

Кряхтя и проклиная тот момент, когда согласилась на предложение пойти в оперу, я поднялась и принялась вытряхивать землю из панталон.

— Так-то лучше! — хмыкнул Сержан. Он завис на подоконнике. — Эжена!

— Да иду я! Иду… О-о-ой! — простонала я, забираясь обратно на подоконник. В голове шумело от удара. — Уцелею, уйду в монастырь, ей-богу! И никаких мужиков! Нет мужиков — нет проблем!

Призрак язвительно ухмыльнулся и принялся снова поторапливать меня.

— Для начала просто уцелейте, — произнёс он и скрылся в густой кленовой кроне.

* * *

Если бы я знала, если бы могла хоть на секунду предположить, что, став преподавателем, буду нестись по улицам города, сидя в книге, то крепко задумалась бы, прежде чем соглашаться на это предложение.

Книга неслась, как шальная, по мостовой, иногда резко сворачивала в ту или иную сторону, иногда замирала, чувствуя рядом чужого. Было слышно, как хлопала обложка по гравию и брусчатке.

Трясясь внутри фолианта, я сидела в кресле, завёрнутая в плед, и держала фарфоровую чашку. Зелёный чай качался в такт бешеному темпу скачки, но, к удивлению, ни единой капли не пролилось на пальцы. Стараясь отвлечься от подкатывающей дурноты, я погрузилась в собственные размышления.

На смену тревоге пришло облегчение. Вырвалась! Ура! Расстояние между мной и домом министра быстро увеличивалось. Внутри всё замирало от сладостного ликования — свобода!

Так не радовалась, даже когда сбежала из дома любовника-садиста. Тогда одолевали страхи и отчаянье: что со мной будет? Как я выживу? А вдруг все узна́ют?

Что ж… Жизнь умеет преподносить сюрпризы в виде своеобразных повторений. Она словно кидала подсказку: если что-то повторяется, значит, где-то ступила на старую дорожку. А непонятные отношения с О'Рэйнером мне виделись именно как повторение: кто-то очень большой и властный пытался загнать меня в угол, чтобы измываться на потеху своей больной фантазии.

Это было столь очевидно, что не хотелось верить. Как будто боги лишали выбора, указывая, что так будет всегда: кто-то, зацепивший моё внимание, окажется властным козлом. А я буду каждый раз пытаться сбежать, а потом заново отстраивать свою жизнь.

«А разве когда-то было по-другому? — меланхолично пробормотал внутренний голосок. — Вспомни все свои влюблённости. Да хотя бы тот же Фицпатрик. Редкостная сволочь, но как зацепил-то, как зацепил! Эмоции били через край! Пока не наслала на него кровавый понос… Может, тебе нужен именно такой человек? Эта борьба? Чтобы в очередной раз, обрушивая на него проклятие или сбегая, наконец-то почувствовать себя живой?»

Ответа я не знала. Да и признаться, не хотела узнавать. Хотя бы потому что не знала, к чему этот ответ приложить и как им воспользоваться. Возможно, внутренний голос был прав — я просто не умела жить по-другому.

Мягко, едва различимо зашелестела трава. А потом меня внезапно подкинуло вверх, я едва удержалась в кресле. Чашка выскользнула из моих рук. На долю секунды чай разлился и повис в воздухе зеленовато-коричневой кляксой, но тотчас исчез, так и не ошпарив меня.

Вцепившись пальцами в подлокотники, я тихо выругалась.

— Ну-с, с прибытием домой, госпожа де Вальдан, — сверху показалась ухмыляющаяся физиономия Сержана. — Милости прошу!

Обложка откинулась, подобно крышке подвала, открывая чернеющий потолок. Призрак галантно протянул мне руку.

— Вытащи меня, — я ухватилась за его ладонь, чувствуя, как подступает тошнота. — Пока я тут внутри всё не попортила…

Свежий воздух с примесью жареных утром тостов и духов ударил в лицо, охладил пылающие щёки. Я на карачках выбралась из книги и распласталась на ковре рядом. Тошнило, как после одной из тех сумасшедших каруселей, которые привозят с собой передвижные ярмарки. Но боги, как я была счастлива оказаться у себя дома!

Книга обиженно заворчала и пошлёпала в сторону стола. Мне стало стыдно.

— Я тебе очень благодарна, моя хорошая, — окликнула я её.

В ответ она наполовину обернулась, показала мне ляссе. Недовольно шелестя страницами, запрыгнула на столешницу и повернулась корешком ко мне.

Всё! Обиделась.

Я устало выдохнула. Вот только Книги с характером сейчас не хватает.

— Я, правда, очень и очень благодарна тебе, — я закрыла глаза и сжала пальцами переносицу. — Если бы не ты, мы бы никогда оттуда не выбрались. А ещё мне понравился твой чай. Я очень люблю мятный и с нотками жасмина. Не дуйся, пожалуйста.

Послышалось нечто похожее на обиженный вздох.

— Ну да. Ты права. Прозвучало грубовато, что я могу внутри всё попортить. Но ты такая чудесная, я не хочу тебя портить.

— Ха! Звучит, как оправдание охладевшего любовника, который вознамерился избавиться от надоевшей пассии, — Сержан носился по комнате, хлопая дверцами шкафа и выкидывая из них то платье, то очередную блузку. Вещи взмывали воздух и падали где придётся.

Я хотела возмутиться, но сил практически не осталось, кроме как наблюдать за безобразиями призрака.

Внезапно меня осенило. Рука Сержана, за которую я ухватилась, была реальной. Да, ледяная, как будто я ухватилась за кусок льда. Но всё же она была твёрдой, как рука живого человека.

С трудом оторвав голову от пола, я прищурилась и с подозрением сказала:

— Несостыковочка, ваша светлость!

Призрак внезапно замер, будто с размаху налетел на невидимое препятствие и с изумлением посмотрел на меня.

— Что вы имеете в виду?

Я нахмурилась, пытаясь подобрать правильные слова. Мысли разбегались, как тараканы в кухне студенческого общежития. Но всё же меня не покидало чувство, что что-то было не так.

— Вы подали мне руку, — медленно произнесла я, внимательно наблюдая за каждым движением Сержана. — И она была, как у живого человека.

— Так… И?

Призрак или действительно не понимал, к чему я клоню, или усердно делал вид. Брови в недоумении хмурились, усы то и дело раздувались, будто я пыталась обвинить его в страшном преступлении. Он в нерешительности переминался с ноги на ногу, а потом выдохнул, придавая лицу невозмутимый вид.

— Я вот смотрю, как вы беспорядочно кидаете мои вещи, и сравниваю с тем, как подали мне руку, чтобы помочь выбраться из книги, — с расстановкой проговорила я. — И у меня возникает вопрос: какого чёрта я плясала на парапете, рискуя быть замеченной, когда вы могли просто найти Книгу и принести её в спальню через окно? А потом