Занимательная некромантия. Сердце демона - Марина Николаевна Александрова

Джесси лишь тяжело вздохнул и, не дожидаясь, пока я продолжу, потянул меня вперёд, уходя со столь любимой нами улицы.

— Ты тоже могла бы поступить в академию вместе со мной, — сказал он, взглянув на меня исподлобья.

— Да, брось, — отмахнулась я, натянуто улыбнувшись. — Какая уж тут академия, — покачала я головой. — И, потом, я уже говорила с дядей. Он сказал, что скоро пришлёт мне материалы, чтобы я могла начать готовиться к поступлению в колледж. Представляешь, я смогу начать работать раньше тебя⁈

— Это я в состоянии представить, но вот выбор профессии как-то не вяжется…

— О, Боже! — воскликнула я, замерев напротив стеклянной витрины обувного магазина Мисс Лавин. — Только взгляни какая прелесть! — запищала я и ринулась вперёд, уперев лоб о стекло и с жадностью всматриваясь на самые прекрасные, удивительные, необыкновенные, утонченные, изысканные, роскошные… и я могла продолжать бесконечно, но тут вдруг стал разговорчивым мой брат.

— Что за уродские фиолетовые копыта?

— Тебе лучше взять свои слова обратно, Джастин Ро, — холоднее моего голоса в тот момент, мог быть лишь лёд.

Я не прощала окружающим лишь две вещи. Первое, когда кто-то задирал Джесси. Второе, когда кто-то задирал туфли, которые нравились мне!

— Ладно, — усмехнулся он, прекрасно понимая, что мы ещё немного задержимся здесь.

Ничто не делало этот день каким-то необычным или особенным. Всё было как всегда. Ненавистная школа, в которой единственное, что у нас получалось хорошо — это учиться. Постоянные баталии с теми, кто желал унизить наследника знатного рода, прогулка до дома. И коли уж сегодня никто из художников не желал выставлять свои работы, то я с удовольствием смотрела на последнюю модель женских туфель от Мисс Лавин. Они были сделаны из бархатистой сиреневой замши, с изящным острым носиком и тонким каблучком… Джесси привычно бурчал, что страшнее в жизни ничего не видел, но что он понимал, когда лучи заходящего солнца отражались о поверхность стекла витрины, заставляя играть материал туфель такими удивительными переливами. Я любила яркие ни на что не похожие вещи. Конечно, многие считали, что это верный признак отсутствия вкуса. Но в семье некромантов Ро это был единственный способ хоть как-то раскрасить жизнь…

Этой ночью я проснулась от резкой боли в животе. Казалось, что кто-то просто вырвал из меня все внутренности и поджог их. Эта боль была ослепляющей. Все мои попытки позвать кого-нибудь на помощь, закричать или встать с постели не увенчались успехом. Тело скрутил такой ужасающий спазм, что стало не по себе. Я часто-часто задышала, из глаз сами собой потекли слёзы. Я попыталась хотя бы сползти с кровати, но вместо этого просто упала на пол. Пожалуй, последнее, что я запомнила в эту ночь, это скрип отворившейся двери в мою спальню и голос мамы, которая что-то кричала.

Сколько времени прошло прежде, чем я смогла вновь открыть глаза? Казалось всё смешалось в каком-то аляповатом жарком вихре, где вдруг ожили самые нелепые видения и абсурдные мысли.

Мне грезился наш дом, где всё перевернулось вверх дном. Снился мой старший брат Алан, который ходил по потолку в сиреневых туфлях из лавки Мисс Лавин и танцевал какой-то донельзя порочный танец с тростью. Отец, что довольно улыбался, стоя у изголовья моей постели и улыбка была его столь зловещей и пугающей, что становилось не по себе. Будто демоны из священного писания обрели свою плоть и вонзились в черты лица отца. Его улыбка была зловещей… ужасающей…

— Кровь от крови моей, Лизи, теперь ты всем покажешь, кто такие некроманты рода Ро.

Его шёпот точно рисовал морозные узоры на коже. От каждого произнесённого им слова, становилось холодно и жутко.

— Посмотрим, какой великий не сможет противостоять солнцу твоей души…

— Уверяю, тебя Эдвард, за ней придёт сам князь, по-другому и быть не может, — отвечал ему нежный голосок его секретаря, которая почему-то фривольно трогала отца совершенно меня не стесняясь.

В этом ужасающем вихре видений, мне снилось, как отец целуется со своей помощницей. Это было так откровенно и отвратительно, что меня кажется вырвало…

Виделась моя вечно холодная и неэмоциональная мать, которая рыдала сидя рядом со мной. Она обещала защитить меня, чего бы ей это не стоило. Почему-то то и дело всплывало ненавистное лицо Брайана Верто и его шайки. Они противно хихикали и грозили мне пальцем. А, потом, когда вдруг всё смешалось и казалось уже никогда не остановится, закрутив меня в цветной карусели из образов и видений, моей руки коснулась ледяная рука брата.

— Не бойся меня, — вдруг прошептал он, посмотрев на меня своими ясно-голубыми глазами.

— Я не боюсь тебя, — покачала я головой и несмело улыбнулась.

Что это с ним? С чего бы мне его бояться?

— Ты принимаешь меня?

Он спрашивал у меня какую-то околесицу.

— Конечно, о чем ты говоришь? — пролепетала я.

— Хочу услышать твоё «да», — прошептал он.

— Да, — не задумываясь ответила я.

Когда его светлые волосы вдруг стали черными, как вороново крыло и, казалось, даже глаза изменились до цвета самой тёмной ночи в которой плескались кровавые отблески…

Эти кроваво-черные глаза ещё долго преследовали меня в беспамятстве. Казалось, я сидела в тёмной пустой комнате, где не было ни единого источника света и лишь невероятной черноты глаза не давали мне быть одинокой здесь.

Глава 2

Я пришла в себя зажмурившись от яркого солнца, свет которого вдруг ударил по глазам. Характерный звук одернутой шторы дал понять, что в комнате я не одна. Кто-то распахнул окно в мою спальню и прохладный утренний ветерок тут же коснулся лица. Только сейчас я ощутила, как же тут душно. Воздух казался спертым, словно никто не проветривал эту комнату несколько дней. Внутри пахло свечами и ладаном, что было странно. Ни того, ни другого у меня никогда не было.

— Ты пришла в себя? — голос мамы казался немного встревоженным.

А то, что она тут же подошла к моей постели, и присела рядом, выглядело чем-то из ряда вон, зная её привычную отстранённость и холодность.

— Что со мной было? — мой сиплый, слабый голос напугал даже меня саму. Горло саднило и говорить было очень тяжело.

— Брюшной тиф, — сказала она, поправляя моё одеяло. — Ты пролежала в бреду три дня. Доктор Милсон сказал, что кризис миновал, — она говорила так, словно прежде всего пыталась убедить себя, а не меня.

— Правда? — попыталась я заглянуть ей в глаза, но она тут же перевела взгляд в сторону.

Я понятия не имела, что это за болезнь, но