Товарищ Йотунин - Адель Гельт

что снага — это кто-то навроде гоблина. Мелкорослый, тщедушный, соплей в прыжке перешибешь…

— Не, ты чего, братан, — забыл даже улыбнуться урук. — Снага, конечно, не лучшие… Представители общества, ага. Хулиганы, мародеры, тащат все, что плохо лежит, то, что лежит хорошо, перекладывают и тоже тащат… Но парни, так-то, серьезные. Мелкие — это, как раз, гоблины.

— Интересно, а бывают случаи скрещивания гоблинов и снага? — мне не то, чтобы было нужно, но требовалось замкнуть круг и не возвращаться больше к этому вопросу.

— Это сервитут, — напомнил мне урук. — Рядом хтонь, и не одна. Тут кого хочешь можно скрестить с кем угодно другим, хоть с самим собой… Бывают, конечно. Только я такого ни одного не знаю.

Я рассказал о снажьем карлике — о том, как увидел его впервые — по телеку, и о том, как получил ту же особь в качестве подарка на праздник первого рабочего дня. Не забыл упомянуть и то, как чуть было не обмишулился, составляя отчет.

— Беда, — почесал в затылке Зая Зая. — В натуре, беда. Как ты собираешься работать, если не помнишь таких простых вещей… О, я понял!

Я насторожился: мне показалось отчего-то, что вот это вот понимание обязательно закончится для меня чем-то интересным, но неприятным.

— Когда человек сам не может что-то сделать, он обращается, — начал урук.

В голове моей зашумело, донесся задолбавший голос.

В том смысле задолбавший, что шумел он постоянно, по поводу и без — настолько часто, что я даже перестал его упоминать!

— К специалисту, — сразу догадался я. — А что, не против!

— Сейчас еще нет восьми, — орк определил время дня, просто посмотрев в окно — по каким-то своим, только себе понятным, приметам. — Кабинет работает до десяти. Айда, метнемся!

Оделись, снарядились, метнулись.

— Kabinet psikhiatricheskoy pomoschi, — прочитал я не без труда. — Понятно, психиатр…

Даже странно немного оказалось, что тут, в смысле, не в самом благополучном — даже по меркам сервитута — районе, такие водятся.

— Ага, мозгоправ, в натуре, — согласился урук: совсем неподалеку случились какие-то, вполне цивильного вида, граждане, и Зая Зая предпочел включить уличный режим общения.

К местному менталисту идти не хотелось — мало ли, что тот сможет прочитать в памяти моей среди обрывков чужой! К тому же, для него это ведь работа конкретно по профилю!

— Не журысь, — орк ободряюще хлопнул меня по плечу. — Это ж доктор. Почти свой, почти родной, медицина, понимать надо!

Вариантов не осталось: пришлось идти. В крайнем случае, как-нибудь отоврусь…

В холл кабинета — оказавшегося, кстати, скорее небольшой клиникой — вошли вдвоем, и нас обоих пустили внутрь.

— Не досмотрели, — удивился я. — Эээ… Вон же, вроде, охранник…

— Сторож тут для вида, — поделился со мной урук. — Шмонать непривычен: лепила местный ходит под серьезными пацанами. Помнишь Шавкатика?

Я неопределенно мотнул прической: вроде как, кивнул.

— Вот под ним и ходит. Тот, кстати, как раз снага… Мелкая шпана, стало быть, не полезет, люди серьезные — тем более, нечего им тут делать.

Подошли к слегка обшарпанной — бывшей белой — стойке регистрации.

— Здравствуйте, девушка, — обратился я к юной человечке, наряженной в белый халат. Под халатом из одежды не наблюдалось больше ничего, и я засмотрелся на ложбинку между двух… Хм.

— Имею намерение записаться на прием!

— Вам сказочно повезло! — и глазками этак хлоп, хлоп. — Доктор Гурбашев обычно так занят, так занят! Однако, только сегодня и только для вас…

— Ты это, к делу давай! — прервал поток девичьего красноречия Зая Зая. — Когда, где, чо-почем?

— Да как нефиг, — будто спал некий морок, и юнница обратилась той, кем и была: усталой теткой средних лет, правда, удачно приодетой и подкрашенной. — Консультация, терапия, групповая терапия, медикаменты?

— Пока консультация. Для начала, — выбрал я.

— Это будет стоить, — юная тетенька назвала цену. — Купоны не берем, только деньгами.

Я выложил на стойку заранее приготовленную стопку монет: прейскурант висел почти на самом видном месте.

Справа и чуть выше, на месте самом видном уже окончательно, оказался портрет немолодого мужчины, остро глядящего в душу посетителю из-под сурово сдвинутых бровей. Вроде, это и был нынешний, теоретически невозможный на местности, царь…

Прострекотал печатник.

— Подпишите, — строго потребовала регистратор. — Вот тут, тут и еще здесь.

Я вчитался в текст.

— Ага, — решил я через минуту, и, конечно, сразу сообщил о своем решении. — Тут я подпишусь, информированное согласие… Здесь тоже, персональные данные…

В глазах тетеньки сверкнуло напряженное предвкушение.

— В этом же месте… — потянул я, — сама подписывай!

Предвкушение сменилось некоторой даже злобой — тщательно скрываемой, но мне заметной.

Пункт, который я отказался подписывать, прямо и недвусмысленно гласил следующее: я, мол, такой-то и такой-то, приобретаю подписку на полный курс услуг, стоимостью… Денег получалось даже больше, чем у меня имелось вообще — включая квартирные ухоронки.

— Ну не хотите — как хотите, — справилась с собой женщина. — Тогда вам вон в ту дверь…

Доктор Гурбашев вызывал чувства, и были те чувства — смешанными.

Мне никогда не нравились люди — мужчин это, конечно, касается в первую очередь, женщин — несколько погодя — слишком трепетно относящиеся к собственной внешности.

Доктор Гурбашев был именно из таких: все в нем было слишком.

Слишком идеальная, волосок к волоску, прическа — такого свойства и качества, что напоминала, натурально, парик. Слишком аккуратные, особенно — для конца рабочего дня — пиджачная пара и сорочка. Излишне верно подобранные запонки, зажим для галстука и настольный письменный прибор в тон последним…

Между тем, хороший доктор — если он действительно хорош, почти никогда не выглядит настолько замечательно. Человек, по настоящему увлеченный своей внешностью, мало обращает внимания на окружающих — в том числе, на пациентов, действительных или вероятных.

Обнаружен был и еще один важный нюанс: доктор Гурбашев совершенно точно не был чистокровным хэ-эс-эс. Передо мной сидел полукровка, или, скорее, квартерон человека и какой-то из условно орочьих рас. В этой связи несколько даже прилизанная внешность выглядела особенно раздражающей — по крайней мере, для меня.

«Ладно», — подумалось мне в качестве итога рассуждений. «Может, в этом мире все как-то иначе…»

— Здравствуйте. Присаживайтесь, — доктор скосил глаза на бликующий экран счетника, — Йотунин. На что жалуетесь?

— Здравствуйте, доктор, — столь же вежливо, пусть и не выдержав идеально — и тут тоже! — участливого тона, поздоровался я. — Жалуюсь… Ретроградная амнезия, скорее всего.

— Вы уверены, что точно понимаете значение этих слов? — доктор поглядывал на меня со слабо скрываемым превосходством во взоре. — Это довольно сложная и точная терминология…

— Мы с Вами, доктор, в некотором роде, коллеги, — я постарался внести ясность. — Конкретно я — тружусь в