Инна Сударева - Маг в пижаме

— А ты сам? Разве не колдуешь себе эдакие вот бицепсы? — хмыкнул разжиревший Валентин, кивая на красиво развернутые, мускулистые плечи Иллариона.

— Иногда колдую, иногда — нет, — не стал лукавить могущественный чародей. — Но мне сие безразлично, поскольку я веду достаточно правильный образ жизни и регулярно занимаюсь плаванием. А еще траву кошу — это тоже благотворно влияет на фигуру… А вот тебе жизненно необходимо силу воли воспитать и самооценку повысить. Слабохарактерный ты парень. Уж прости за прямоту…

— Ладно-ладно. Понял-понял, — вздохнул Валентин…

С той поры и начал молодой чародей с лишним весом бороться и силу воли воспитывать так, как это обычно делали обычные, не обремененные магическими способностями, люди. Получалось у Валентина, прямо скажем, весьма неплохо. За месяц он заметно похудел. Правда, когда в кухне готовилось что-либо ароматное из телятины или баранины, молодой чародей, скрепя сердце, убегал подальше в парк и там, возле фонтана, украшенного фигурами русалок, много-много раз отжимался от бортика…

Увидав вышедшего на крыльцо Иллариона, Валентин остановил беговую дорожку и поинтересовался:

— Куда собрался?

— В город прогуляюсь. Среди людей потолкаться охота, — не стал лукавить Илларион, посматривая на верхушки дальних кленов.

— Забава — так себе, — заметил Валентин.

— Для сегодня — в самый раз, — ответил Илларион.

— М-м-м… могу я с тобой пойти? — вдруг спросил юноша.

— Нет-нет! — встрепенулся могущественный чародей.

— Чего так? — слегка нахмурился Валентин.

— Хочу побыть один, — сказал Илларион и ударил подушечкой указательного пальца по подушечке большого — беговая дорожка Валентина тут же заработала, и молодому волшебнику пришлось засеменить ногами, чтоб не слететь в клумбу с голубыми и желтыми ирисами.

— Да-да-да, батенька, — заявил свое мнение Наваркин, являясь из-за ближайшего кипариса (доктор, как обычно, был экстравагантно одет — в широкополую соломенную шляпу, бриджи в крупную алую и синюю клетку и розовую майку с выложенной стразами надписью "SuperDoc"). — Одиночество иногда жизненно необходимо. Например, для того, чтобы никто не мешал наслаждаться любимым делом, — Наваркин достал из кармана штанов древнюю серебряную фляжку, украшенную валлийской вязью, и сделал пару глотков — глаза доктора тут же засияли зеленоватыми огнями; пропев вполне оперным голосом "Не сыпь мне соль на ра-ану…", магический врачеватель вернулся за кипарис, там упал в густую траву и затих, погрузившись в сон, полный розовых и приятно пахнущих девушек в полупрозрачных одеяниях…

— Милый! — Моника высунулась в окно и позвала Иллариона. — Не забудь журналы!

— Хорошо-хорошо, — волшебник помахал ей рукой.

— И зачем столько хлопот? — пропыхтел Валентин, уменьшая скорость дорожки. — А пальцы на что? Щелкнул — и…

— Неправ, — отозвался Илларион, проходя мимо юноши к подъездной аллее. — Иногда очень приятно пожить и подействовать, как обычный человек. Вот нынче у меня такое настроение, — он закинул рюкзак на плечо и ступил в прохладную тень старых лип…

Топать по серым камнями дороги, построенной пару тысяч лет назад древними строителями, было чрезвычайно приятно и полезно: ноги шагали мерно и бодро, руки двигались в такт ходьбе, рюкзак помогал спине не горбиться, глаза наслаждались красивыми видами, а ноздри тянули в легкие воздух, полный славных запахов — трав, цветов и моря. Ветер трепал светлые волосы чародея, яркое солнце грело его плечи.

Илларион был в отличном настроении, поэтому пел старинную итальянскую песенку о пастухе, встретившем свою красавицу-пастушку под кустом цветущей акации.

Мимо несколько раз проносились машины. Из некоторых волшебнику махали руками, приглашая подвезти, но Илларион с улыбкой качал головой, давая понять, что намерен двигаться пешком.

На городские плиты он вступил к полудню, когда жара достигла своего пика, и все предпочли спрятаться в тень. Поэтому улицы города встретили мага безлюдьем и тишиной.

— Так-так, но жуки-пауки испугалися, по углам, по щелям разбежалися, — процитировал Илларион довольно известного детского поэта из далекой России, шагая по улице Виноградной и посматривая на окна и витрины.

Оттуда на него посматривали разморенные жарой горожане.

Волшебник вздохнул, останавливаясь у первого попавшегося кафе: так уж получалось, что потолкаться среди людей не удавалось. Конечно, можно было и посредством магии выгнать всех на улицы, чтоб образовать людское многошумное море, но Илларион не мог позволить себе такую эгоистичную выходку. Поэтому он зашел в кафе, сел за свободный столик, в плетеное кресло, лучезарно улыбнулся подошедшей официантке, темноглазой девушке лет двадцати, тоненькой и приятно пахнущей вишней, и сделал заказ:

— Мне, пожалуйста, ореховое печенье и липовый чай.

— Сейчас все будет, — ответно улыбаясь, пообещала девушка, и бесшумно юркнула в боковую дверь.

Илларион взял газету, лежавшую на краю стола, развернул ее и…

И принялся не читать, а прислушиваться к беседе, которую вели две почтенные дамы в старомодных нарядах. Они сидели через проход, за столиком под картиной, изображавшей белоснежный парусник в спокойном, бирюзовом море.

— Нет, вы только представьте, Мирабель, это же настоящая магия! Его мази помогают! — говорила одна дама другой, пуча и без того большие карие глаза и упираясь в крышку стола своим крупным бюстом, укрытым в пестренький шелк. — Он при мне намешал это снадобье из разных гадких вещичек… Ну, знаете, всякое-такое: перо вороны, крысиный зуб и какие-то травы с черными стеблями… выглядит все это ужасно, но оно работает! Я мажу свои, — тут она запнулась, сообразив, что сейчас надо перейти на таинственный шепот, и наклонилась к соседке, которая слушала ее, тоже выпучив глаза, и прошептала (но Илларион прекрасно всё услышал, потому что незаметно щелкнул пальцами и из-за щелчка приобрел способность слышать практически как неясыть). — Мажу я свои груди, и они округляются, становятся такими, как в юности! И попа, кстати, тоже!

Тут на кухне кто-то уронил какую-то посуду, и ужасный грохот сделал очень больно супер-слышащим ушам Иллариона. Волшебник с воплем схватился за голову и даже под стол повалился, потому что мозг, будто иголками с двух сторон пропороли.

Когда более-менее пришел в себя, то увидел три пары испуганных глаз, которые смотрели на него. Темные и самые большие глаза принадлежали девушке-официантке, две другие пары — почтенным дамам, которые пару минут назад беседовали о чудодейственных мазях.