Вадим Арчер - Острова междумирья

– Какое же это ругательство? – удивленно взглянула на него колдунья. – Это же комплимент! Кроме того, оно применяется только к женщинам?

– Да.

– А мне нужно универсальное ругательство – я ведь не могу выучить много. Давай другое.

Поколебавшись, Зербинас назвал другое ругательство.

– А это что означает?

– Ну, что некая мать не является девственницей.

Анор недоверчиво уставилась на него.

– Как это мать может быть девственницей? Это не ругательство, а констатация факта. А чья мать имеется в виду – того, кто ругает, или того, кого ругают?

– Из контекста это неизвестно.

– Чушь какая-то. Нет, давай другое.

Зербинас подумал немного и назвал еще одно ругательство.

– А это что значит?

– Это значит – я тебя не уважаю и желаю тебе скорой смерти.

– Это пойдет, – одобрительно кивнула Анор. – Повтори-ка его еще раз!

– Чтоб ты сдох, – снова сказал Зербинас.

– Чтоб ты сдох! – повторила она вслед за ним, интуитивно придавая выражению правильную интонацию. – Чтоб ты сдох! Прекрасное ругательство, и как легко выговаривается! Теперь, Кер, я могу смело отправляться к вам на Лирн. Хирро, каша уже готова?

– Нет еще, – отозвался пиртянин от печки.

– Замечательно, – с удовлетворением сказала колдунья. – Еще и завтрак не готов, а я уже целый язык выучила! Привет! Чтоб ты сдох! Давайте, я пока бутерброды с ореховым маслом сделаю и игу заварю.

Она начала возиться у стола с тарелками, хлебом и маслом, мурлыча и насвистывая что-то себе под нос и одновременно болтая с обоими мужчинами, затем потребовала подать заварной кувшин и кастрюлю с кипятком с печки. Вскоре на столе появилась тарелка с аппетитными бутербродами и три огромные глиняные кружки с дымящимся настоем корня иги. Анор оттерла Хирро от печки и сунула нос в кастрюлю с кашей.

– Почти готово, – возвестила она. – Отойди, Хирро, я сама доварю. Ты посластил ее?

– Нет, я не люблю сладкую – сласти ее себе в тарелку. Зербинас, последи за ней, чтобы она не накидала сахара в кашу, а я схожу за Фэром.

– Фэр? – спросила Анор Зербинаса, потому что Хирро уже исчез в дверях. – Кто такой Фэр?

– Тоже новичок.

– Надо же, сколько у нас в этот раз новичков! Он тоже может прикончить кера голыми руками?

– Возможно, – сказал Зербинас, вспомнив про особое заклинание кеола.

– Силач! – восхитилась Анор. – Это что – он?! – пораженно воскликнула она, потому что Хирро уже вернулся в кухню с Фэром, которого встретил в коридоре. – Или вы меня разыгрываете? – ее взгляд заходил между Зербинасом и Хирро. – Вот этот малыш?

– Он – юноша, – хором ответили оба. – Просто он так выглядит.

– Фэриоль, – представился он ей с улыбкой благовоспитанного пай-мальчика.

– Маленький мой, ты же, наверное, есть хочешь! – вскинулась Анор, пропустив мимо ушей замечание обоих магов. – Древние Архимаги, какой же ты тощий! Разве эти мужчины умеют заботиться о детях!

Она помчалась к печке и наложила Фэру полную тарелку каши, а затем щедро сыпанула в нее из сахарницы. Зербинас и Хирро переглянулись – теперь у кеола не предвиделось недостатка в уходе. За завтраком они с огромным трудом убедили Анор, что Фэр вовсе не такой малыш, каким он кажется, а тот – что не сможет летать, если будет съедать по утрам такое количество сладкой каши.

Помыв посуду, они пошли в гостиную, где встретились с Ринальфом, радостно приветствовавшим свою гостью. Вскоре он сослался на то, что спешит перевести бумаги Могрифа, и ушел в лабораторию, а Анор накинулась на остальных с расспросами, что это за бумаги. Затем она увела их в сад, в беседку с видом на реку, внутреннюю стену которой окружал кольцеобразный диван с мягкой кожаной обивкой. Там они и уселись, чтобы поговорить и познакомиться поближе.

VIII

Ксатская колдунья оказалась невероятно разговорчивой, она буквально сыпала новостями и историями, случившимися с ней и со всем остальным миром за истекшее с последней встречи время. Два дня в ее обществе пролетели незаметно, а к вечеру второго дня в доме Ринальфа появились новые гости.

Они пришли ранним вечером, когда в особняке Ринальфа только собирались готовить ужин. Зербинас первым оставил гостиную и пошел за дровами, не дожидаясь, пока Анор договорит подробности очередной истории – он успел заметить, что колдунья не обижается, если кто-то выбывает из числа ее слушателей, а печку уже пора было растапливать. Он почти набрал охапку дров, когда огромная тень заслонила ему солнце, заставив отвлечься от работы.

В двух шагах от него возвышался крупный мужчина в просторном, небрежно подпоясанном балахоне. Он был очень упитан, но язык не поворачивался назвать его тучным. Его хотелось назвать большим и мощным – или даже очень большим и очень мощным. Мясистое лицо мужчины состояло из обширных квадратных щек, между которыми была зажата небольшая шишечка носа, и круглых выпуклых глаз под широким и выпуклым, слегка выступающим вперед лбом. Все остальные подробности его внешности как-то терялись в присутствии этих величественных частей лица, откровенно говорящих о могучем здоровье, отменной наблюдательности и уме их владельца.

– Давай дровишки-то, я донесу, – раздался гулкий, словно из бочки, голос мужчины, и к Зербинасу протянулись две здоровенные ручищи, заканчивающиеся широченными дланями.

Зербинас машинально выполнил требуемое, а затем так же машинально набрал вторую охапку дров и проследовал за незнакомцем в кухню, где тот уже набивал печку поленьями, выглядевшими в его руках жалкими хворостинками. Когда Зербинас опустил рядом с ним вторую охапку, тот как раз закончил свое занятие и пророкотал заклинание вызова огня, отчего изо всех щелей несчастной печки вырвалось пламя.

– Балтазар, – представился он Зербинасу, поднимаясь с колен.

– Зербинас, – представился ему тот.

– Новичок? – полутвердительно спросил он.

– Да.

– Кто там из наших уже здесь?

– Хирро, Анор, сам Ринальф. Раундала обещала быть, но пока ее нет, – добавил Зербинас услышанные от пиртянина сведения.

– А теперь еще и мы с Дагоном, – продолжил перечисление Балтазар. – Значит, все будут в сборе.

Зербинас на всякий случай понимающе кивнул.

– Значит, возьмем вот эту кастрюлю. – Балтазар снял с полки самую большую кастрюлю. – Сколько раз я говорил Ринальфу, чтобы тот завел у себя посуду побольше… – пробормотал он, наполняя ее водой из стоящего на лавке трехведерного чана.

– Ба-ал… – радостно пропела Анор, врываясь в кухню.

– Анор, птичка ты моя разлюбезная! – Балтазар поставил трехведерный чан на место и развел руки навстречу колдунье. Она ринулась в его дружеские объятия, освободив дверной проем для незнакомца, прибывшего вместе с Балтазаром.