Марица - Александра Европейцева

над корзиной с овощами. Его руки уверенно и бережно перебирали картошку и морковь. Я, девятилетняя девочка, же устроилась в углу комнаты, скрестив ноги на деревянном полу, и внимательно читала пергамент, который держала в руках. Чернила на нём были выцветшими, но буквы всё ещё чётко складывались в слова — уроки по зельям.

Это было мое прошлое. Один из многочисленных счастливых дней.

— Все таки, Адорд, я считаю, что нам не помешает завести еще и уток. Подушки и одеяла из утиного пуха сильно выросли в цене. Мы могли бы заняться продажей — сказала мама, ставя на стол корзину с яйцами.

— Моя Лиса, ну куда нам еще уток? — отец подошел к маме со спины и ласково обнял ее. — У нас целый зверинец на заднем дворе. И огород. Мы в этом году едва успели засеять его, а уж прополкой занимаемся почти до поздней ночи. К тому же ты лечишь всю деревню. — Папа повернул ее к себе лицом и ласково поцеловал в нахмуренный лоб. — Когда в последний раз мы с тобой валялись на траве и считали звезды, а?

— Звезды нас не прокормят!

— О Боги, дайте сил! У меня прекрасная пенсия. Ты лечишь целых четыре деревни и неплохо на этом зарабатываешь. Мы легко можем позволить себе поездку в столицу ради развлечения. Куда еще больше?

— Ты знаешь, зачем. — мама посмотрела на отца с укором. — Мы…

— Мы все сделали правильно, Лиса. — голос отца вдруг стал жестким, а черты лица заострились.

— Разве? А не просто ли мы потакали своему эгоизму?

— Такого ты обо мне мнения? — он опустил руки и уперся ими в стол. — Мы обсуждали это не раз. У меня был выбор, и я его сделал. И не считаю его ошибкой. Я спас человеческую жизнь. Разве это может быть ошибкой?

Мама опустила голову, отводя взгляд.

— Возможно ты прав. Я видела вначале тропы весьма нетрезвого человека. Пойду-ка я к свиньям, пока самолично не убила Освена. Он, видимо, снова идет деньги клянчить на выпивку.

— Может, ты ему зелья сваришь? Жалко человека.

— А ему тебя не жаль? И тогда, когда пришел к тебе просить защиты от Нарвадула, и попросил тебя уладить все, что успел натворить, ему тебя жалко не было?

— Лиса! Ну в конечном итоге, все закончилось хорошо! Разве мы не счастливы?

— Счастливы! — сказала мама. — Вот только не могу забыть о том, за счет чего несчастья счастливы мы.

Мама взяла корм, и, не смотря на отца, вышла на задний двор. Спустя минуту в дверь действительно постучали. Отец, вздохнув, выпрямился и пошел открывать.

На пороге стоял Освен Шардеван, тот, которым я его уже почти и забыла. Непрятный, не мытый, от которого за версту несло элем и перегаром. Отец поморщился, но пустил его в дом.

— Привет приятель. Есть, чем опохмелиться?

— Бросал бы ты эту привычку — отец все же достал из шкачика наливку, плеснул в глинянную кружку и поставил на стол. Освен, слегка шатаясь, дошел до стула и, присев, жадно опустошил содержимое.

— Еще.

— Э, нет приятель, хватит. Максимум, что я тебе дам — зелье для завязки.

— Не тебе решать, завязывать мне с выпивкой или нет! И вообще, имею право! По твоей милости, я живу в этой забытой Богами дыре, которую ты зовешь деревней! Я жил за Иными землями, работал во дворце с коронованными особами! А теперь… пью у забора со свиньями!

— Ты у забора со свиньями пьешь по своей собственной глупости! И что-то смотрю, быстро ты дворец на свиней променял! Лучше под забором, видимо пить, чем мертвым в дворцовых аппартаментах лежать?

Освен хмыкнул, но ничего не ответил. И тут я заметила движение позади себя. Заинтересованная странным разговором отца, не обратила внимание на то, что десятилетняя девочка решила улизнуть.

— Куда собралась, Марица? — догнал ее строгий голос отца.

Девочка закатила глаза, но остановилась и развернулась к отцу.

— Я хотела погулять. Ахедо гец, ден Освен!

Освен как то странно усмехнулся, глядя на меня. Затем, шатаясь встал и подошел ближе.

— Экая ты стала! — я заметила, как девочка поморщилась от неприятного запаха, выдыхаемого ей в лицо. — Совсем большая. Ты…

— Освен, отстань от моей дочери!

— Твоей?

— Да, моей. Она моя дочь, Освен, ты понял это? Марица, держи! — отец снял со шкафа толстый свиток. — Изучай.

— Но папа! История великой миграции? Я ее читать буду все лето! Ребята собирались к обеду на реку!

Освен усмехнулся, странно и с каким-то скрытым удовольствием, словно наслаждаясь тоном отца, обращённым ко мне. Будто рад был щёлкнуть по носу десятилетнюю девочку, чтобы она не зазнавалась. Раньше я не обращала на это внимания, но теперь поведение Освена казалось мне особенно заметным.

Мы редко пересекались с ним. Я помню, что он появился в деревне за четыре года до этого разговора и беспробудно пил. Отец пытался помочь Освену устроиться, удержать его от пьянок и сохранить человеческий облик. Спустя два месяца у Освена начались почечные проблемы. Мама спасла его, и вскоре он уехал. Снова я его повстречаю его уже после смерти родителей, когда лиханка заберет свой нехитрый урожай человеческих жизней и утихнет на ближайшие несколько лет. Он снова войдет в наш дом, все такой же высокий и стройный, но уже опрятным и трезвым. Время добавит в волосы седин, а на лицо — морщин. Он молча оставит на столе любимые мамины цветы.

— Я не успел сказать Адорду, поэтому говорю тебе спасибо. И прости меня девочка, за все, что я когда-то натворил. Аходо рель, Марица!

Поклонится и тихо исчезнет из моей жизни, как изчезли и родители.

Но что отец хотел, чтобы я вспомнила? Уроки истории?

Обстановка вокруг меня вновь начала меняться. Воздух стал плотнее, из-под земли донёсся гулкий рев, нарастая с каждой секундой, и я ощутила, как земля под ногами всё сильнее дрожит. Маленькая я с отцом и Освеном продолжали разговор, не замечая происходящего.

Внезапно перед глазами вспыхнул яркий свет, и я резко вынырнула из видения, словно поднялась из глубин моря. Сердце бешено колотилось, дыхание сбилось, в ушах стоял звон. Я была в своей палатке, в Адаловой долине, недалеко от армии феорильцев посреди войны. Но земля продолжала дрожать.

— Сервина! Гондера!