Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.

— Сейчас.

На заднем фоне перекатываются смех и голоса.

— А-а, обычная дребедень. В общем, для каждой тёл… девушки важны сюси-пуси. Конфетки, цветочки, в иллюзион под ручку… Что еще? — спрашивает в сторону. — Нежные словечки, подарочки. Уй! — вскрикивает Мак и продолжает: — Еще остринка должна быть, загадочность. Слушай, за пять минут я узнал много нового об отношениях с тёл… девушками. Ну, так едешь к нам? Тут полно скучающих.

— Не жди, — говорит Мэл и отключается.

Закрыл лицо ладонями и потер.

Ее родитель — при должности и с немалыми связями, потому что умеючи переводит дочь из одного ВУЗа в другой. И она — не промах, коли сумела доползти до третьего курса при полном отсутствии способностей. Ее подгоняет цель, ради которой она учится в месте, ненавистном ей, рядом с людьми, которые ей ненавистны — особенно те, кто имеет отношение к Первому Д и дэпам.

Понятно, почему она шарахается от него как от чумы. Потому что узнала, кто его отец.

Раздобыть бы её досье. Закрытое, — сказал нужный человечек, с которым Мэл обычно имеет дела. Логично, что доступ к информации ограничен, если принять во внимание её тайну. Придется подняться на уровень выше: просить деда.

Эва, Эва… Как поверить, если она молчит? Как научиться доверять?

И её хахаля он найдет. Отобьет ему, всё что можно, это точно. Или убьет.

Придя в швабровку, я завалилась на кровать, придя наконец-то в горизонтальное положение. Какое блаженство для спины! Моя жизнь, и без того трудная, усложнилась с получением от спортсмена приглашения на прием.

Зазвонил телефон, и на экране высветилось: «Петя Рябушкин». Легок на помине.

Я неохотно нажала на соединение, не вполне решив, чего ожидаю от звонка: чтобы парень потребовал билет обратно или чтобы покаялся в толстокожести.

— Алё.

— Это я. Привет! — сказал Петя и прокхыкался. — Ты как?

— Никак. Сижу, жду, когда позвонишь, — подняла я ногу и поводила пальцами, описав в воздухе круг.

— Ой, Эва, извини! — подкинулся спортсмен. — Совсем не подумал. Вернее, подумал, что ты злишься. Или не злишься?

— Петя, от злости преждевременно появляются морщины. Кроме того, ты мой парень. Разве можно на тебя сердиться? — выдала я шаблонную заготовку и зевнула. Не похоже, что чемпион хочет забрать билет обратно, иначе не замедлил бы сообщить.

— Правда? — воскликнул обрадовано Петя. — Извини за нахрапистость, когда затягивал тебя в гости. Просто мама волнуется, переживает. Я ей так и сказал: «Все будет отлично». Верно, Эва?

— Верно, — согласилась я сухо.

Его мама переживает. А я на твердокаменную статую, что ли, похожа? Или мои переживания не в счет? — снова разобиделась, но вслух выражать обиду не стала. Чего доброго, общение затянется на час. Кстати, собирается Петя извиняться за поведение в столовой или нет?

— Вот и я о том же, — сказал чемпион с облегчением в голосе. — Я еще завтра позвоню, ладно?

— Хорошо, только вечером. Днем мне будет некогда.

— Согласен. Спасибо, Эва.

— За что? — удивилась я.

— За все, — выдал прочувственно благодарный Петя.

Ну-ну.

Что за бестолковый разговор получился? Отложив телефон, я представила наше общее будущее со спортсменом. Каждый раз напускавшись слюней на красивых девиц, Петя будет неловко бекать-мекать, каясь, что подобное впредь не повторится, а я буду великодушно прощать. К чему тогда создавать видимость отношений «парень+девушка», если чемпион не замечает во мне особу противоположного пола — интересную и притягательную? Он даже не пытается что-либо изменить. А разве я пытаюсь?

Вот возьму и попробую! Значит, глянец им, мужикам, подавай?

Вскочив с кровати, я покружила по швабровке, грызя ноготь. Значит, поганка среди мухоморов?

Задумалась, вперив глаза в потолок, и меня осенило. Схватив юбку, я вытащила ножницы из тумбочки и, глубоко выдохнув, решительно взялась за кройку. Отрежем да покороче.

Плотная ткань поддавалась с трудом, и на руке натерлась мозоль от колец, прежде чем полоска отрезалась до конца.

Вот так. Только так. Вдобавок возьмем нитки, завернем край юбки и подрубим.

Отлично. Не ахти, но вполне. Это мой первый шаг к глянцевости. Дальше пойдет легче, — заявила я самоуверенно, натягивая старую вещь, ставшую вдруг новой.

Примерила. Мамочки! Юбка стала чуть ниже попы. Что я натворила? Правильно говорит — семь раз отмерь, один отрежь. Сначала следовало сделать заметку на нужной длине, а затем уже кромсать.

Что же делать? — закусила губу. А ничего. Надену завтра, чтобы все, кто стоит на ногах, попадали и не встали. Хватит быть в арьергарде!

Или не одену, — решила, подумав еще немного. Повешу испорченную корявыми руками одежду на плечики и надену штаны, благо они отстираны от вишневого компота.

Нелегко успокоиться после неудавшейся попытки стать чуточку красивее и эффектнее. Чтобы восстановить флегматичность, я вытащила конспекты и, ткнув наобум в один из билетов, принялась штудировать двадцать пятый билет.

Конспекты по элементарной висорике — хорошее средство для тех, кто желает поскорее уснуть. Вскоре глаза начали слипаться, как вдруг телефонная трель, прозвучавшая резко и громко, вытолкнула меня из дремотного состояния. На экране горело: «Аффа».

— Афка, ты где? — всполошилась я.

— У себя, — ответила загадочно девушка.

— То есть как у себя? А зачем звонишь?

В трубке наступила тишина. Господи, у Аффы что-то стряслось! Она стоит на карнизе окна и хочет спрыгнуть вниз из-за неразделенной любви! Вообще-то мы живем на первом этаже, и по стойкости в амурных делах девушка даст фору в сто очков вперед.

— Проверка связи! — захохотала Аффа, и в стену со стороны соседок что-то ударилось. Наверное, тапок.

— Ты меня здорово напугала, — рассмеялась я. — И разыграла.

— На всякий случай проверила твой номер. Вдруг надумаете завтра удрать без меня?

— Разве можно? — я клятвенно положила руку на грудь. — Только с тобой и вместе. Это святое.

— Ладно, — расчувствовалась девушка. — Отсыпайся. Завтра великий день.

Ага, великий. И плевать на экзамен. Завтра поедем по магазинам.

Я улеглась, но сонное настроение пропало, развеявшись от звонка соседки. Что без толку ворочаться и мять простынку, коли не спится?

Полежав, поглазела в потолок, потом включила свет и снова вернулась к билетам, решив уснуть другим способом, так как подсчет овечек показался непродуктивным.

Двадцать пятый доучился до конца, хотя всё смешалось в кучу. Опять ткнув наобум, я принялась за билет номер тринадцать. Вот ведь неудача (или наоборот, удача?): то ли мозг атрофировался, перегрузившись терминами элементарки, то ли попался символичный номер, но я застряла на первом же вопросе и не заметила, как начала клевать носом.